Это было естественно: в 526 г. н. э. сильное землетрясение разрушило Селевкию, а последующие толчки в течение века довершили разрушение Селевкии и Антиохии; последняя несколько оправилась, но гигантские искусственные сооружения Селевкии не могли быть восстановлены в век упадка. Горожане уменьшившейся Антиохии, отрезанные от моря, так как в результате землетрясения Оронт стал непригодным для навигации, не имели другого выбора, как только использовать старую гавань в устье реки. Но упадок Антиохии, естественно, повлиявший и на торговлю, определил Битиллиону короткую жизнь. Наши раскопки не дали ничего, что можно было бы отнести к концу VII и к VIII в. Но с середины IX в. и далее полученные нами материалы довольно обильны: это остатки зданий, достаточно обширных, и масса керамики, в большинстве своем простой, но много и глазурованной, и расписной. Некоторые керамические изделия определенно местного производства, но имелось также и много образцов глазурованной керамики из Месопотамии, по-видимому предназначенной для экспорта за границу и доставленной в Эль-Мину транзитом. Словом, порт играл ту же роль, что и 2000 лет назад, но только теперь торговлю с Средиземноморьем вели аббасидские халифы Багдада и Самарры. До вторжения войск Византии в 969 г. н. э. ЭльМина процветала; затем опять пришла в упадок, так как захват Византией Антиохии прервал торговые отношения с Месопотамией, а у византийцев ничего не было для экспорта; мы нашли лишь 18 монет, относящихся к последующему периоду в 130 лет.
Но в 1097 г. во время Первого крестового похода христианское войско овладело Антиохией, и в том же году генуэзский флот захватил Эль-Мину. Наступил еще один период процветания, а с 1188 г., когда Саладин захватил Латакию и южные области на сирийском побережье, единственный порт Эль-Мина, оставшийся в руках антиохийских герцогов, стал по-настоящему важным пунктом. На возвышенности, в миле от гавани, вырос город Сувайдия, гавань тоже быстро росла; за пределами наших раскопок можно было видеть массивные бетонные стены, молы и остатки зданий из прекрасного камня. Теперь эта гавань называлась порт святого Симеона в честь второго из этих странных аскетов, которые стяжали или проявляли святость, проводя жизнь на вершине высокой колонны. Монастырь и гробница святого венчают соседний холм. Найденные монеты относятся ко времени побед крестоносцев, а также ко времени Танкреда, который стал герцогом в 1104 г.[46]
. Но этих ранних монет совсем немного, большая их часть относится к периоду, когда Латакия была уже потеряна. К этому позднему времени следует отнести главные здания и большую часть предметов, найденных среди руин.Наиболее интересные находки связаны с керамикой, которой пользовались крестоносцы[47]
. Это была коричневатая посуда, на которую наносилось белое покрытие; через него прорезался рисунок по коричневой глине, прежде чем изделие обжигалось; затем добавляли цвет — зеленый и желтый, иногда пурпурный, — и все изделие покрывалось свинцовой глазурью, которая придавала поверхности желтоватый оттенок. Наличие бракованных изделий, испортившихся в печи для обжига, свидетельствует о том, что сосуды эти — местного производства, из самого порта святого Симеона. Образцы этой грубоватой, но веселой глазурованной посуды были найдены и в других местах Сирии, до горы Кармел на юге, но известно, что они проникли в места, гораздо более отдаленные. Прекрасная чаша, находящаяся сейчас в музее Виктории и Альберта (Лондон), была вмурована как украшение в башню церкви в Пизе! Действительно, изделия эти весьма живописны, хотя мотив обычно прост и рисунок грубоват. Мастера были сирийцами, на что указывает арабская надпись на одном изделии, а также восточный характер многих рисунков. Христианские сюжеты редки, хотя найден один большой фрагмент с изображением крестоносца в кольчуге. Всплески цвета по белому полю умело наложены, и общее впечатление чрезвычайно приятное. Крестоносцы могли сами увозить домой кое-что из своей посуды. И так как в порту святого Симеона такая посуда производилась в период между 1200 и 1268 гг., когда Антиохию и гавань захватили мамлюки, т. е. задолго до того, когда что-либо подобное начали изготовлять в Италии, могло случиться, что чаши, вызывавшие такое восхищение, послужили моделью для итальянских керамистов и что итальянская майолика, по крайней мере частично, вдохновлена изделиями из Эль-Мины.