Забытое убийство

Очевидцами становились случайные прохожие, которые мало что могли добавить к прочим показаниям. Например, один из свидетелей произошедших возле «Золотой Розы» событий, служащий Мартин Гуршнер, рассказал: «Я шел после часу ночи из городского собрания по Францисканербоген к Бургграбену на работу, через четверть часа я увидел неподалеку от толпы Пеццеи. Я сразу же узнал его, ведь он очень известный человек. И тогда же я подумал, что ему опасно находиться здесь в такой момент…»[375] По его словам, он направился к художнику, чтобы сказать ему об этом. Мартин Гуршнер также мог быть тем самым упоминаемым в прессе «другом Пеццеи».

Полиции было уже не до убийцы художника. К 17 ноября в участки поступило множество ложных доносов жителей чешского происхождения о подозрительных немцах, слоняющихся по улицам с экстремистскими целями. По этим доносам было арестовано значительное число учеников средней школы и студентов, которые позднее были отпущены.

Еще через месяц, 7 декабря, заместитель командира, старший офицер Нагановский, «бродивший», по словам «Tiroler Tagblatt», «с кривой саблей на месте преступления», в порыве раскаянья вдруг явился в суд гарнизона и потребовал немедленно арестовать его. Он утверждал, что готов понести наказание за то, что взял на службу убийцу. Руководствуясь этим, суд приговорил командира отряда, в котором служил Луиджи Менотти, к нескольким месяцам заключения, что породило в городе новую процессуальную дискуссию о том, можно ли арестовывать офицера, который непосредственно убийцей не был, да к тому же сам явился с повинной. Офицеры корпуса вообще были убеждены, что Нагановский арестован несправедливо. Горожане, все еще разгоряченные желанием возмездия, утверждали, что несколько месяцев ареста вовсе не искупают его вину.

Бургомистра Грайля тоже можно было увидеть рядом с местом трагедии: он в задумчивости бродил по площади с фотографическим аппаратом системы «Кодак». Очевидно, опыты Хартмана с проявлением фантомов в инфракрасных лучах не давали ему покоя.

Чем больше искали ответы, тем больше становилось вопросов, а межнациональная проблема Тироля из-за своей масштабности поглотила убийство одного человека.

7.2. «Это похоже на фарс» [376]

В суматохе и экзальтации первых после трагедии дней никому почему-то не приходило в голову, что сама история с убийством художника выглядит, мягко говоря, удивительно. Немотивированное поведение итальянского стрелка, полная сумятица на улице и в здании «Золотой Розы», последующее туманное высказывание аса криминологии доктора Ипсена о том, что он не уверен в медицинском заключении, – все это породило загадку.

Ровно через столетие Михаэль Гелер впервые озвучил это причудливое ощущение от произошедших событий:

«Операция, которая завершилась трагической смертью Пеццеи, была весьма парадоксальная, если не сказать – странная. По словам одного из очевидцев, удар штыка был нанесен стрелком с криком: «Иисус, приди покарать немцев!»[377].

Нельзя не заметить, что даже Гелер приводит брошенную стрелком фразу в очередном сомнительном варианте ее перевода. Кто-то припоминает ту самую театральную (почти как в миланской опере) формулировку: «Ostia, avanti porci tedesci!», а хозяин гостиницы «Золотая Роза» вообще слышал «какую-то итальянскую идиому», неизвестно кем сказанную, но при этом «готов под присягой где угодно подтвердить, что было произнесено: “Боже, покарай немецких свиней!”»[378]

Все выглядит так, как будто этот текст, вспоминаемый, достраиваемый и вовсе искаженный разными свидетелями, звучал все время по-разному, если, конечно, вообще существовал.

Ни агрессор, ни его жертва, как уже говорилось, немцами не были: Минотти был итальянец, а Пеццеи – ладин, то есть австриец ретороманского происхождения. И Гелер справедливо называет происходящее «пропагандистским спектаклем»[379] и добавляет: «Это похоже на фарс».

С личностью и именем убийцы тоже не все было ясно. Осмотр оружия, которое было использовано в ходе операции, ничего не дал: все штыки оказались в идеальном состоянии. «Innsbrucker Nachrichten» тут же сообщила, что «капрал Луиджи Минотти из Борго спрятал свой окровавленный штык в огромном ворохе соломы и пошел позаимствовать оружие в другой отряд»[380].

Что произошло потом, в газете не говорится, но само поведение убийцы свидетельствует о том, что он осознавал свою вину и пытался замести следы, а значит, о несчастном случае не может быть и речи.