Забытое время

Она глянула на него. Самой не верилось, что она ему открылась – что она поддается неоспоримым, надо признать, чарам этого бизнесмена из Хьюстона с обручальным кольцом на пальце.

– Ну, вы же…

– Что?

Чужой. Но это детский сад какой-то. Она ухватилась за первое же пришедшее на ум слово:

– Республиканец? – И весело рассмеялась – мол, пошутила. Может, он и не республиканец вовсе.

В его лице лесным пожаром вспыхнула досада.

– И что с того? Поэтому, значит, я филистер?

– Что? Да нет. Нет, конечно.

– Но думаете вы так. У вас прямо на лбу написано. – Он как-то весь подобрался. – Вы считаете, у нас нет чувств? – Восхищение ушло из карих глаз – теперь они сверлили Джейни с уязвленной яростью.

– Может, о карри поговорим?

– Вы считаете, у нас не разбиваются сердца, мы не рыдаем, когда рождаются наши дети, и не ищем свое место в мире?

– Ладно, ладно. Я поняла. Уколоть вас – и потечет кровь. – Он не отводил взгляда. – «Уколите нас – и разве не потечет кровь?»[2] Это из «Венецианского…»…

– Ты правда поняла, Шейлок? А то я что-то сомневаюсь.

– Ты кого Шейлоком обозвал?

– Ладно. Шейлок.

– Эй.

– Как скажешь, Шейлок.

– Эй!

Они оба уже ухмылялись.

– Итак. – Она покосилась на него. – Дети, а?

Он повел крупной розовой ладонью – отмахнулся от вопроса.

– И вообще, – прибавила она, – какая разница, что о чем я думаю?

– Еще какая разница.

– Да? Почему?

– Потому что вы умная, и вы человек, и вы сейчас здесь, и мы ведем этот разговор, – сказал он, с жаром подался к ней и легонько коснулся ее колена – по законам жанра должно было получиться грязно, но нет, не получилось. Внезапный трепет сотряс ее, обогнав волевой порыв этот самый трепет придушить.

Джейни оглядела развалины на тарелке.

Он, наверное, живет в особняке разновидности «замок для начинающих», у него трое детей, а жена играет в теннис.

Джейни, конечно, знавала таких мужчин, но еще никогда с ними не флиртовала – с этими членами загородных клубов, талантливыми по части продаж. И по части женщин. Однако ее в нем привлекало что-то другое – то, что выдавали взрывные эмоции, и быстрота взгляда, это ощущение, будто в голове у него мысли несутся со скоростью миллион миль в минуту.

– Слушайте, – сказал он. – Я завтра еду в природный парк Асы Райт. Хотите со мной?

– А что там?

Он нетерпеливо дрыгнул ногой.

– Там природный парк.

– Далеко это?

Он пожал плечами:

– Я мотоцикл арендую.

– Я не знаю.

– Ну, как хотите.

И он махнул бармену, чтоб тот принес чек. Джейни почувствовала, как его энергия лихо сворачивает в сторону, прочь от нее; нет уж, пусть вернется.

– Ладно, – сказала Джейни. – Почему нет?

Оказалось, ехать до парка не один час, но ее это не расстроило. Она крепко цеплялась за его спину и наслаждалась скоростью мотоцикла, любовалась цветущим пейзажем и россыпью хаотичных деревень, где новые бетонные дома и деревянные развалюхи подпирали друг друга и жестяные крыши сияли бок о бок на солнце. Добрались к полудню и в уютном молчании следом за экскурсоводом зашагали по тропическому лесу, хихикая над названиями птиц, в которые он тыкал пальцем: банановый певун и жиряк, бородатый звонарь и синешапочный момот, длиннохвостая кукушка и тиранн-лодкоклюв. К раннему ужину на просторной веранде бывшей усадьбы, где над кормушками, развешанными на крыльце, порхали тобагские амазилии – четыре, пять, шесть колибри плясали и стрекотали в воздухе, точно вызванные к жизни фокусником, – оба совершенно расслабились.

– Тут все такое колониальное, – заметила Джейни, вытянувшись в плетеном кресле.

– Старые добрые времена, скажете? – По его лицу ничего не поймешь.

– Это вы так острите?

– Не знаю. Кому-то в старые времена было неплохо. – Он непроницаемо помолчал, а затем расхохотался. – Вы меня за мудака держите? Я, между прочим, родсовский стипендиат[3]. – Это он сказал как бы между делом, но Джейни понимала, что он хотел поразить ее воображение. И преуспел.

– Правда?

Он медленно кивнул, и в его юрких глазах набухло смущение.

– В колледже Бей-ли-ол-л, что в английском Оксфорде, выслужил себе магистерский диплом по э-ко-но-омике. – Он растягивал слоги, корчил из себя деревенщину.

Добивался от Джейни смешка, и она ему не отказала.

– Так вам, наверное, в Гарварде надо бы преподавать?

– Я зарабатываю в двадцать раз больше, чем преподаватель, даже гарвардский. И вдобавок ни перед кем не в ответе. Ни перед деканом, ни перед президентом университета, ни перед избалованным исчадием крупного спонсора. – И он затряс головой.

– Волк-одиночка, значит.

Он притворно надулся:

– Одинокий волк.

Они рассмеялись хором. Как сообщники. Джейни почувствовала, как внутри, между лопатками, что-то размягчается – какой-то мускул, который она принимала за кость, – и ее охватила легкость. Булочка развалилась в руке на куски, и Джейни слизала с пальцев беглые крошки.

– Ах какая вы очаровашка, – сказал он.

– Очаровашка. – И она скривилась.

Он быстро перестроился:

– Красавица.

– Ага, как же.

– Нет, правда.

Она пожала плечами.

– Вы не в курсе, да? – Он покачал головой. – Столько всего знаете, а тут не в курсе.