Забытое время

Когда Ноа вынули из Джейни, врач поднял его повыше, чтоб она посмотрела. Ноа был еще привязан к ней пуповиной, весь в крови и белой первородной смазке. Лицо багровое, перекошенное, прекрасное.

— Деточка, прости меня. Я сглупила, — сказала Мелисса. Голос хриплый. По щекам течет тушь. — Я знаю, что я наделала. Я всегда проверяю задвижку. Я думала, что проверила. Я дура.

Джейни еле видела макушку Ноа. Лица не видела вообще.

— Э! — снова пискнул Ноа. — Э!

— Я не закрыла задвижку! Я всегда проверяю. Какая же я дура. — Мелисса вцепилась в его закаменевшие плечи, и кожа у него пошла пятнами, ярко покраснела, под цвет футболки «Вашингтон Нэшнлз». — Но почему ты утонул, детка? Почему? Ты же учился плавать!

— Э! — ответствовал Ноа.

Да только это не «э!», вдруг сообразила Джейни. Он говорит «нет».

— Нет, — повторил Ноа. Выгнул шею, высвобождая голову, и Джейни разглядела, что глаза у него крепко зажмурены. Он извивался, но никак не мог вырваться. — Нет-нет-нет!

— Я же не знала, что ты пойдешь в бассейн, — задыхаясь, тараторила Мелисса. — Мне в голову не пришло. Но ты же умел плавать! Ты умел. Господи, какая я дура, Томми. Твоя мамочка дура! — Она отерла глаза и наконец отпустила Ноа.

Он попятился. Его так трясло, что стучали зубы. Джейни шагнула к нему:

— Ноа, ты как?

— Томми. — Мелисса вновь простерла к нему мягкие белые руки.

Он переводил взгляд с одной женщины на другую.

— Уйдите! — заорал он. — Уйдите!

Он отступал от них подальше, перевернул столик, рассыпал печенье по полу.

— Где моя мама? — завопил он на Джейни. — Ты сказала, мы поедем к маме! Ты же сама сказала!

— Ноа… — начала Джейни. — Малыш, послушай меня…

Но он закрыл глаза, заткнул уши руками и громко запел, чтоб ничего не слышать.

В гостиную ворвался Андерсон, а за ним Джон с младенцем в одном подгузнике. Джон обозрел всю сцену — сначала Ноа, затем свою жену с черными полосами по щекам, точно следы покрышек на шоссе.

— Вы что натворили? — спросил он.

Ноа сидел за столом в кухне, зажмурившись и заткнув уши. И по-прежнему пел. Не желал даже посмотреть на Джейни, а когда она положила руку ему на плечо, заерзал и отодвинулся. На блестящей мраморной столешнице стояло новое блюдо печенья. Их запах пропитал всю кухню, сильный и тошнотворный, как ошибка, которую поздно исправлять.

Андерсон откашлялся. Глаза б мои тебя не видели, подумала Джейни.

— Мы ошиблись. — Говорил он то ли со всеми разом, то ли вообще ни с кем. — Похоже, это не то предыдущее воплощение. — Никто ему не ответил. — Дайте я объясню… — продолжил он, но больше не сказал ничего. Похоже, он в тупике — может, тыкался в тупик носом с самого начала.

Мелисса сгорбилась за столом. Она прикусила губу, и губа теперь кровоточила. На воротнике желтой блузки пятно крови, кровью измазаны белые зубы.

— Я думала, я что-нибудь пойму, — пробормотала она.

В волне ее светлых волос Джейни разглядела седую прядь.

Джон с пачкой детских салфеток отирал жене лицо, сунув младенца под мышку, точно гигантский ерзающий футбольный мяч.

— Нечего тут понимать, — сказал Джон. — Это был несчастный случай.

Он нежно отер с ее щек и подбородка черные следы. Мелисса не сопротивлялась — сидела, безвольно уронив руки на колени. Он смывал ей макияж, и она становилась моложе — совсем ребенок.

— Ты всегда так говоришь, — простонала она. — Но это же я виновата.

— Задвижку оставила открытой не ты. — Младенец взвыл. — Ты сама это знаешь. Такое может случиться с кем угодно. Не повезло.

— Но он же учился…

— Он неважно плавал.

— Но если б я проверила задвижку…

— Пора это прекратить, Мел.

Пора это прекратить.

От его слов Джейни наконец очнулась. Эта женщина потеряла сына, подумала она. Эта женщина потеряла сына. Джейни подождала, пока слова осядут внутри. Перед глазами — она ничего не могла поделать — возник миловидный светловолосый ребенок, барахтающийся на дне бассейна. В хрустально-голубой воде плавает его мертвое тело. Мертвый ребенок — все ведь проистекает из этого обстоятельства, так? Мертвый ребенок — хуже всего; ничего не бывает ужаснее. А они втроем явились сюда и так поступили с этой женщиной, которая и без них страдает невообразимо: разбередили в ней надежды, а потом жестоко их задушили, и совершенно не важно, нарочно они это или нечаянно. И этой женщине сделала больно она, Джейни; Ноа тут не в чем упрекнуть. Андерсон движим диктатом собственной этики, которую Джейни и постичь-то не удается. Но она — мать, она обязана была подумать головой, а она не подумала и поступила с Мелиссой жестоко. Бессовестно поступила — а все потому, что не захотела взглянуть в лицо правде. И какова же правда?

Томми Моран умер и не вернется.

«Случай» Андерсона закрыт.

А Ноа болен.

Пора это прекратить.

Младенец все верещал.

— Мел. — Муж гладил ее по голове, как щенка. — Чарли есть хочет. Ты ему нужна.