Забытое

Я смотрю, как он уходит в свой кабинет, удивлённая столь упорным отрицанием. Когда дверь за ним закрывается, я выбегаю на улицу, к машине, где ждёт Зейн, и сажусь на переднее сиденье рядом с ним.

— Мой отец тебе что-то сказал? — спрашивает Зейн.

— Ну, да… и нет, — я встряхиваю головой, пытаясь упорядочить мысли. — Он хочет, чтобы я поговорила с тобой насчёт него и, видимо, попыталась вразумить.

Сжав кулаки, Зейн так сильно бьёт по рулю, что раздаётся пронзительный, раздражающий звук и не прекращается. Я смеюсь, когда вижу лицо Зейна — на нём смесь удивления, злости и раздражения.

— Как это выключить? — пытается он перекричать рёв сирены.

— Ударь снова!

Он так и делает, и каким-то образом сигналка затихает. Затем он переводит взгляд на меня, а я пытаюсь сдержать смех, плотно сжимая губы.

— Да давай уже, — ворчит он.

— Что? — невинно интересуюсь.

— Давай, смейся.

Большего мне и не надо. Я смеюсь так громко, что у меня начинает болеть живот.

— Прости, — выдавливаю я, слёзы застилают мне глаза. Я утираю их ладонью и пытаюсь взять себя в руки, но меня охватывает новый приступ веселья. И вдруг замечаю, что Зейн тоже усмехается.

— Приятно знать, что даже со всеми своими идеальными генами ты всё ещё человек, — говорю я, не прекращая хихикать.

— И тебе это нравится, да?

Он заводит машину и выезжает на трассу.

Пока мы едем, я рассказываю ему, что его отец отрицает всякую причастность к экспериментам на заключённых.

— Не понимаю, почему никто даже не слышал об этом, хотя я своими глазами видела, как Трей привёл девушку, над которой проводили опыты.

Зейн смотрит на меня искоса.

— Ты точно уверена, что Трей сказал правду?

— Конечно, — возмущённо отвечаю я. — С чего бы ему лгать о таком? Да и вообще, там были десятки людей, которых он и другие «граневцы» спасли за эти годы. Кейли явно не одна такая.

Упоминание её имени вызывает ноющую боль в груди. Может, я и не очень хорошо её знала, но никогда не забуду девушку со светлыми волосами, собранными в хвостик.

Я не смогла спасти её. Я не спасла никого.

Заметив вопрос во взгляде Зейна, я проясняю:

— Кейли была одной из заключённых, которых спасли и приютили в лагере.

Он кивает.

— Я поговорю об этом с отцом… то есть, с Харлоу.

— Зейн, — мягко говорю я, — он всё ещё твой отец.

Его руки сжимают руль.

— Да, знаю. Мне просто нужно время, чтобы всё обдумать.

Слова Харлоу всё ещё стоят в моей голове.

— Думаю, тебе лучше дать ему шанс объясниться. То, что он сделал, это ужасно, но с тех пор прошло много лет. Я уверена, он все эти годы корил себя за это.

Зейн смотрит на меня, прищурив глаза.

— С каких это пор ты стала его адвокатом?

— Я думаю, — медленно произношу я, — что родители иногда поступают, как им кажется, лучше для нас, не осознавая на самом деле последствия того, что может случиться, когда мы узнаем правду.

— Ты про своего отца?

Я прикусываю губу и киваю.

— Я уверен, что твой отец просто пытался защитить тебя.

— Как и твой.

Зейн замолкает на несколько минут. Единственным звуком в этой тёмной машине становится шум мотора.

— Наверное, ничего страшного не случится, если я его выслушаю, — в итоге произносит он.

Довольная его ответом, я отправляю по линку сообщение Трине, чтобы предупредить о нашем приезде. После того, как лагерь был уничтожен, выжившие «граневцы» раскололись. Половина из них скрывается на ферме Джонса, стараясь избегать радаров. Трина посылает мне координаты фермы, и я делюсь ими с Зейном.

Мы подъезжаем к ферме, где нет ни единого признака пребывания кого-либо ещё. Ни намёка на что-либо необычное. Единственный огонёк света виднеется из окна дома Джонса, но гигантский красный амбар и двор погружены во тьму.

— Если они здесь, то они хорошо прячутся, — шепчу я, когда мы подходим к передней двери.

— Говоришь, они хорошие ребята?

Я понимаю его опасения. Всего несколько дней назад Зейн полагал, что именно «граневцы» пытались убить его семью и его самого. Он, как и вся Пасифика, считал «граневцев» бездушными чудовищами. Неудивительно, что он нервничает.

— Всё с тобой будет в порядке. Просто не говори им, кто ты на самом деле. В этих кругах имя Харлоу Райдера — это как жуткое ругательство.

— Хорошо, что он не мой настоящий отец, — бормочет Зейн.

Джонс открывает дверь спустя минуту, после того как я постучала. Его загорелое лицо выражает удивление, когда он видит меня. Он отходит назад, приглашая нас войти.

Дом внутри украшен в деревенском стиле — лоскутное одеяло ручной работы на старом диване, цыплята на обоях и дощатый пол с коврами. Чувствуется женское влияние — оно особенно заметно по фарфоровым статуэткам на полке, — и это уверяет меня в том, что некогда здесь была миссис Джонс.

— Что привело вас на мою ферму? — спрашивает Джонс, располагаясь в синем кресле. Он сменил комбинезон, в котором был прошлый раз, на пижаму — фланелевые штаны и рубашку на пуговицах. Мы с Зейном присаживаемся на диван напротив него.

— Полагаю, вы уже слышали про Трея, — начинаю я. — Что он всё ещё жив.

Джонс кивает, раскачиваясь на огромном кресле.