Забытые адреса Лолиты

Обращаем свои взоры от низменного к высокому, и всей толпой после шоу идем в собор Альмудены приложиться к изображением святых. Испанцы, туристы, верующие, неверующие. Из меня католичка, как из гадюки альпинист, но тоже поднимаюсь по лесенке. Крещусь. Прикладываю руку к деве. Делаю несколько снимков памятника папе Иоанну Павлу II, который установлен перед собором.

Savage. Мы с голландкой Элизабет, когда стояли в очереди в Прадо, вспомнили это слово, как самое подходящее определение для этой страны. Всех северных европейцев сначала шокирует Испания. Страна, где европейское густо приправлено арабским и еврейским колоритом. Проехав горы, каталонских сепаров, валенсийские апельсиновые сады, кастильскую скудную землю, съев быка, сам становишься диким.

Вся Европа когда-то была savage.

Потом нас приручили и посадили в клетки.

Когда в Европе во время пандемии закрыли зоопарки, служители заметили, что животные стали себя иначе вести. Им стало скучно без посетителей. Без двуногих бандерлогов, которые приходят на них поглазеть. Нам тоже.

У меня в руках помидоры, зелень, конфеты, бутылка вина. Неудобно нести, вываливается. Мы на даче, вечерний пикник и костер. Дима, муж Натали, уже включил ретро-кассету: все, у нас сегодня четко 80-е. Максимум 90-е. Кто тогда не жил, пусть подавятся Моргенштерном.

— Слышу, у вас Крис Айзек, значит пора к костру.

— Да, уже страдает бедный еврей. Какой клип красивый был, а? Море, девушка, налипший на девушку песок.

— Этот клип посмотрел весь советский зритель. Эротика! Дикий Запад! А у подъезда бабки семечками плевались. Сейчас не поймешь, кто и что смотрит.

— Порнуху. Бабки перешли на жесткую порнуху — им нужен повод лясы поточить.

— И запад уже не тот. В Америке раздрай, в Европе клон СССР с брюссельскими маразматиками.

— Гуд бай, Америка, ооо, где я не был никогда… Помнишь «Наутилус»? Культовая группа. Но вся страна знала.

— Чего только не было! Даже «А мы его по морде чайником»!

— У бегемота нету талии, у бегемота нету талии, у бегемота нету талии, он не умеет танцевать. А мы его по морде чайником, а мы его по морде чайником, а мы его по морде чайником, и научим танцевать!

— Уважаемые пионэры, не пора ли разлить?

— Под короткий тост политеха, которому ты научила греков?

— «Ебанем» обычно пьют к концу вечеринки, когда уже длинную речь произносить трудно, а мы только начали.

— Натусик, наш — или наша? — классик так все опишет, что даже я не буду знать, куда деться от позора. Но ты можешь подтвердить, что я честно выполнял свой супружеский долг.

— Поговори, поговори, сделаю соавтором.

— Нобелевскую премию нам не дадут. Жаль, деньги нужны всегда…

Знаете, а я буду скучать по Испании. По тому лету открытых границ, страстей и ссор. Я, вечный варвар из другого племени, покоривший пространства Старого Света.

Не читайте мне мораль. Не обвиняйте меня в легкомыслии: я всегда кого-нибудь любила.

***

По морю лодочка плыла,

Крутилася юла,

Но если бы не зла была,

Но если бы не зла.

Какое счастье морем плыть,

Какое счастье плыть.

Но если б лодка не утла,

Тогда все может быть.

Блажен, кто тонет по любви,

Блажен блажной моряк.

Тут сколько ветер не лови,

Не ветер, а хуяк.

Но если бы судьба не зла,

И не был я дебил…

По небу лодочка плыла,

И я к тебе доплыл.

Я сижу в сквере на набережной, ты в своем испанском карантинном подсраче, но ты, буся, меня поймешь. Поймешь, потому что у тебя такие же блудливые и похожие одновременно на миндаль и янтарь глаза.