Генерал Икер прилетел в Полтаву на B-17, прозванном Янки Дудль II. На борту самолета красовались изображение этого любимого американцами персонажа и нотная запись песни. Эта “летающая крепость” входила в состав 97-й бомбардировочной авиагруппы, в которой Икер в августе 1942 года летел на свою первую миссию из Великобритании в Германию. Сейчас, в 1944-м, бомбардировщики ранним утром поднялись с базы в итальянской Фодже, выстроились в боевой порядок над Адриатикой и пересекли Югославию, не встретив ни вражеских истребителей, ни зенитных батарей, и поразили цели, беспрепятственно сбросив бомбы на локомотивное депо и сортировочные станции Дебрецена. К тому времени к ним присоединились истребители P-51, группа взяла курс на Карпатские горы и Днепр.
Зенитную батарею авиагруппа встретила лишь возле города Черновцы в украинской Буковине. Огонь оказался крайне неточным, но потери были: у одной “летающей крепости” загорелся двигатель, и самолет, взорвавшись, исчез в мгновение ока. Пилоты ближайших бомбардировщиков после взрыва не видели парашютов. В число жертв, помимо десяти человек экипажа, вошел и пилот “мустанга”, летевший в Полтаву как пассажир. Несколько самолетов вернулись в Италию с техническими повреждениями. Для американских врачей в Полтаве тот день был небогат на события в том, что касалось их прямых обязанностей. Лечить пришлось только летчика, которого скрутил приступ аппендицита20
.Первым на полосу в Полтаве приземлился Янки Дудль II генерала Икера, замерев прямо перед ожидающей группой американских и советских высокопоставленных лиц, которую возглавлял Аверелл Гарриман. Икер выбрался из самолета и, не обращая внимания на моросящий дождь, направился к встречающим, которые радостно улыбались, приветствуя его. Его имя не сообщали широкой публике, пока он, целый и невредимый, не вернется в Италию. Если бы с командующим такого ранга что-то случилось, то ни американцы, ни советская сторона не хотели бы, чтобы это увязывалось с челночными бомбардировками и бросало тень на успех первой совместной воздушной операции. И потому в письме, которое отправила сестре Кэти Гарриман, Икер упоминался как “человек, принимавший нас в Неаполе” и “наш большой парень”. Канадский репортер Рэймонд Артур Дэвис в своем репортаже назвал его “высокопоставленным американским офицером”.
Подойдя к встречающим, генерал Икер первым делом вручил генералу Перминову орден “Легион почета” и зачитал приказ о награждении. Дин впоследствии вспоминал, что Перминов, явно растроганный, в ответ сказал, что все заслуги по подготовке принадлежат его американскому коллеге, полковнику Альфреду Кесслеру. Он воздал должное пилотам и наземным службам: как было сказано в одном репортаже, “сегодняшняя операция была проведена совершенно блестяще”. Подчиненные Перминова вручили Икеру букет цветов, “как велит делать давний русский обычай, когда генерал возвращается в город с победой”, – писала Кэти, тоже получившая букет. На фотоснимках, сделанных на церемонии, Икер сдержан, но счастлив, а Кэти широко улыбается. Дин произнес краткую речь, в которой назвал операцию “Фрэнтик” поворотным пунктом в советско-американских отношениях. “Потом мы немного постояли, все расписывались на долларах и дарили их друг другу, фотографировались… А бомбардировщики все приземлялись и приземлялись…” – вспоминала Кэти в письме21
.Счастливое событие не прошло без инцидентов. Генерал Славин, служивший в разведке и отвечавший за связь Дина с Генеральным штабом Красной армии, прилетел в Полтаву накануне на одном самолете с Дином и Гарриманами. Но он не только не появился на снимках, но и вообще пропустил всю церемонию. Поскольку никаких вестей об американской миссии не поступало, а на базе делать генералу было нечего, он решил прикорнуть на час-другой и проснулся только тогда, когда услышал гул приближавшихся бомбардировщиков. Пока он понял, что происходит, все уже вышли из палаточного лагеря на поле, и генералу пришлось бежать бегом, пытаясь поспеть на церемонию, но дальше караульного-американца ему пройти не удалось. “Красные знаки Генштаба, внушавшие красноармейцам страх, наших часовых нисколько не пугали”, – вспоминал Дин. Когда Славин наконец прибыл на взлетную полосу, он “набросился на Перминова с такой яростью, что я подумал, что его хватит удар”, – писал американский командующий. Перминов, несомненно, радовался, получив орден, но явно беспокоился о последствиях инцидента. Дин как мог уверял всех причастных в том, что виновниками недопонимания были американцы22
.