И Грибов, и Малышев – молодые сержанты, выросшие в Москве, принадлежали к первому поколению, получившему советское образование. Они верили в превосходство политической и экономической системы СССР. “Почти все мы были прочно отпропагандированы – до абсолютной уверенности в правоте, справедливости и «лучшести» нашего строя и дела”, – вспоминал Владлен Грибов, имя которого было составлено из первых слогов имени и фамилии Владимира Ленина. “За нас бояться не надо было: сами могли кого угодно распропагандировать” – вторил Малышев. Видя американскую расточительность и обильный приток не только запчастей для самолетов, но и одежды, карманных фонарей, сладостей, жевательной резинки и других вещей, диковинных для Советского Союза, двое друзей считали это не признаком ущербности советской экономической системы, а влиянием войны.
И все же работа бок о бок с американцами расшатала некоторые убеждения, внедренные ранее в сознание молодых советских механиков. “Мы знали, – вспоминал Грибов, – что в «их» армиях солдатскую лямку тянут рабочие и крестьяне, а буржуи в офицерах ходят”. Но вскоре Грибов узнал, что его начальник-американец, Томми, родился в семье обычного фермера, но земли и техники у его отца было столько, сколько у целого советского колхоза. И все же Томми завербовался в армию и служил не офицером, а простым сержантом. Юные советские техники были потрясены и тем, что американцы держатся с офицерами на равных, не стоят по стойке смирно, приветствуют запросто и то не всегда, носят такую же форму и едят одну и ту же еду. Армия буржуазной сверхдержавы в отношениях между военнослужащими разных званий оказалась более эгалитарной, чем армия первого государства рабочих и крестьян19
.Грибов жил в стране, объявившей, что окончательно решила национальный вопрос, хотя до сих пор делила своих граждан на разные национальности и некоторые этнические группы обрекала на переселение и коллективное наказание, как это было с немцами Поволжья. Как же он был удивлен, когда понял, насколько многонациональна армия США. Он не мог поверить в то, что Билл Драм, друг Томми, был немцем по происхождению: “Ведь воюем с немцами! А тут – вот он, немец. И, как оказалось, далеко не единственный”. Советская пропаганда не лгала, похоже, только в одном: когда речь шла об отношении американцев к афроамериканцам. На базе не было постоянно приписанных чернокожих солдат. Спустя десятилетия Грибов вспоминал, как пренебрежительно скривились его американские знакомцы, увидев изображение улыбающегося негритенка на жестянке с зубным порошком: советские художники хотели подчеркнуть эффективность порошка, показав контраст белых зубов мальчишки с его темной кожей20
.Взаимодействие с американцами включало в себя и сотрудничество, и соперничество. Советское командование стремилось показать, что советские солдаты одеты и снабжены так же, как американцы, или по крайней мере не хуже. На смену армейским кирзовым сапогам старого образца, которые носили с тканевыми портянками, пришел новый советский продукт – сапоги из необычайно легкой кирзы. Создатели нового материала даже получили Сталинскую премию за свое изобретение. Впрочем, эти сапоги не шли ни в какое сравнение с американскими ботинками, на которые советские солдаты смотрели с завистью. И все же офицеры-красноармейцы в Полтаве изо всех сил стремились убедить американцев, что сапоги лучше ботинок: удобнее, ноги меньше промокают, брюки не пачкаются… К слову, американские хирурги после встречи с советскими коллегами запросили 400 пар кожаных сапог от поставщиков армии США21
.И потому советские офицеры авиации и технический персонал, приписанные к полтавским базам, снабжались лучше, чем где-либо еще. Они получали два комплекта формы – неслыханная щедрость по меркам тех лет – и совершенно новое постельное белье. Они гордились тем, что заправляли кровати так, чтобы соломенный матрас, который выравнивали специальной деревянной рамой, сохранял форму весь день. За аккуратностью и чистотой советских бараков и палаток надзирали офицеры, и ее тщательно соблюдали солдаты, которые поражались беспорядку и захламленности в палатках американцев. “Двухъярусные железные кровати заправлены кое-как, вещи валяются где попало. Всюду обертки и упаковки, иллюстрированные журналы, покит-буки”, – с неодобрением вспоминал Грибов десятки лет спустя22
.