Забытые генералы 1812 года. Книга первая. Завоеватель Парижа

– Вот именно. Я вызвал бывшего своего парижского садовника Батиста. Он привёз с собой из Франции корни фруктовых деревьев. Вызвал негоциантов Рубо и Васселя. Они переправили в Новороссийский край образцы пород овец и лошадей. Я раздавал земли под Одессой нашим соотечественникам, дабы они их благоустраивали. Графа Шарля Растиньяка, – вы, кажется, знаете его? – Ланжерон кивнул.

– я послал губернаторствовать в Крым. Аббат Доминик Шарль Николь основал в Одессе лицей. Перед своим отъездом из Одессы я подарил Лицею свою библиотеку. Ещё знаете кого я пригласил в эти края? Догадайтесь, граф. – Французского парикмахера. Это некто Рено (ныне он утверждает, что он барон). Правда, брил и стриг он недолго. Стал поначалу торговать духами и пудрой, потом перешёл на торговлю мукой, наконец, выстроил в центре Одессы особнячок, который стал первым одесским отелем. И всё это вы теперь должны развивать, дорогой граф. Впрочем, я оставлю вам подробнейшую записку. Знаете, что я ещё хочу рассказать вам?

Граф Ланжерон вопросительно взглянул на герцога Ришелье.

– Уговаривая меня принять Новороссийский край, император Александр сказал мне следующее: «Герцог, поручаю вам этот край; вы знаете, как я любил мою бабку, она мне его завещала. Развивайте особенно торговлю. Одесса могла бы быть портом. Я вам даю самые широкие полномочия». Эти слова, мне кажется, вполне могут стать наказом и для вас, – как вы полагаете? Впрочем, что-то становится совсем холодно. Пойдёмте к вам, граф, у вас и продолжим.

Но вернёмся теперь к письму Екатерины II (1790) о принятии в русскую службу графа Ланжерона, который впоследствии сменил герцога Ришелье на посту губернатора Новороссийского края.

Письмо это фактически представляет собой маленький трактат, в котором предпринята попытка суммарно-аналитического рассмотрения общецивилизационной значимости французской аристократии, понимаемой русской императрицей как единый эстетико-поведенческий комплекс, сложившийся на протяжении нескольких столетий, как громадный культурный феномен, имеющий непреходящее значение для человечества.

С одной стороны, письмо имело совершенно конкретный прагматико-политический аспект, в основе которого лежала идея неизбежного восстановления великой французской монархии. Но был тут и аспект, так сказать, идеально-культурологический.

Всё дело в том, что русская императрица Екатерина II строила свой двор по модели двора французского. Она мечтала о не меньшем величии и блеске и ей необходимы были настоящие французские аристократы, вассалы, не только виртуозно владеющие шпагой, но ещё и остроумные, утончённые и изысканные.

В таком концептуальном контексте принятие шевалье Ланжерона де Сэсси в русскую службу в 1790 году приобретает, как представляется, глубоко символический смысл.

Во Франции свирепствовал революционный террор, и, по мысли Екатерины II, Россия как бы соглашалась принять – и даже была горда этим – на сохранение живые традиции французской аристократической культуры.

ДОКУМЕНТ

ДЛЯ БИОГРАФИИ ГРАФА ЛАНЖЕРОНА

Собственноручная заметка Екатерины II