Забытые генералы 1812 года. Книга первая. Завоеватель Парижа

Ланжерон заявил в своём дневнике, а потом перенёс в текст своих записок следующее рассуждение:

Я готов оказывать почтение истинно великим людям, каковы, например, были Тюрен, Люксембург, принц Евгений Савойский или австрийский генерал Лаудон. Но торчать в передней выскочки вместе со всеми его окружавшими лакеями мне казалось невыносимым унижением (Se voir confondu dans l'antichambre d'un parvenu avec tous les valets qu'il traine après lui, cette bassesse me parut impossible à supporter).

Ланжерон привёл в своих записках разные случаи неблаговидного образа действий Потёмкина в обращении с людьми достойными и способными. Наглость (insolence) князя раздражала всех и каждого. Так, например, он терпеть не мог графа Штакельберга, потому что этот дипломат отличался необычайными талантами (Stackelberg avait de grands talents, et c'etait un crime que le satrape pardonnait rarement).

Сообщил Ланжерон и случаи грубого обращения Потёмкина с генералиссимусом Суворовым.

Получив однажды письмо от Суворова, Потёмкин в беседе с адмиралом де Рибасом посмеялся над напыщенным слогом знаменитого полководца и назвал его дураком (J'ai reçu la lettre de votre chef; à l'enfleure du style et au gigantesque des expressions j'ai reconnu la béte). «Суворов – дурак!» – комментирует слова Потёмкина Ланжерон. – «Многие государи считали бы себя счастливыми иметь в своей службе таких дураков».

КАРТИНКА

ПОСЛЕ ИЗМАИЛА

Близился рассвет. Во всяком случае, ночной полумрак уже ушёл. Свечи были не нужны, впрочем, они давно уже догорели. Суворов быстро грыз орехи и буквально носился по кабинету, кидая скорлупки в вазу, которая стояла довольно далеко в углу (попадал всегда безошибочно). Другой рукой он успевал крутить торчавшие на затылке жидкие седоватые волосёнки. В тот момент, когда Суворов останавливался около огромного обитого тёмно-фиолетовым бархатом кресла и буквально пробуравливал своими живыми, острыми глазками устроившегося в нём полковника Ланжерона, своего подчинённого по Измаилу.

– Александр Васильевич, это же так несправедливо, это же совершенно возмутительно.

Румянец разлился по лицу шевалье де Ланжерона. Голос его дрожал. В выразительных зелёно-карих глазах его светилась обида.

– Что Вы имеете в виду, милейший маркиз? Что это по-вашему несправедливо? – лукаво осведомился Суворов.

Ланжерон разгорячился и почти закричал:

– Как что? Вы, вы, именно Вы захватили крепость Измаил. И что же? В Петербурге по этому случаю устраивают грандиозное празднество, и вас специально удаляют из столицы, засылают в Финляндию, чтобы виновником торжества сделать одного Потёмкина, который к взятию Измаила не имеет никакого отношения. При этом они даже наградить отказались вас. Это вопиюще, вопиюще. Все ожидали, что Вам дадут фельдмаршала, а вместо этого генерал-аншеф Суворов получил звание подполковника Преображенского полка. Ужас, ужас.