Забытые герои Монпарнаса Художественный мир русско/еврейского Парижа, его спасители и хранители

Нет такого музея и центра и в Израиле (этим художникам посвящен лишь один зал в Тель-Авивском художественном музее), несмотря на то что почти все эти художники — еврейского происхождения, а Израиль как государство претендует на то, чтобы быть национальным домом и духовным центром всего мирового еврейства. Во Франции же отдельных выставок проводится не так мало, но комплексно это искусство не представлено, не сохраняется и не изучается нигде, а работы многих упомянутых выше живописцев не представлены в Париже ни в одном музейном собрании. Опять-таки, звезды (за исключением Марка Шагала) представлены в коллекции Поля Гийома в собрании музея Оранжери, работы Шагала выставляются много и достаточно часто, но целостный феномен можно пытаться восстановить исключительно по репродукциям и самостоятельно.

Не будет преувеличением вывод о том, что именно диаспоральный характер этой группы художников преимущественно восточноевропейского еврейского происхождения стал причиной того, что они постфактум оказались «ничьими». В отличие от импрессионистов (среди которых, впрочем, тоже был один живописец еврейского происхождения — Камиль Писсарро), родившихся, живших и работавших во Франции, для сохранения, экспонирования и изучения наследия которых в Париже был создан ставший очень популярным музей Орсе, открытый в 1986 году, альбомы художников «Парижской школы», как указывалось выше, в наибольшем количестве представлены в столице Франции в Музее искусства и истории иудаизма. Парадоксальным образом, люди, оказавшиеся в столице Франции для того, чтобы уйти от иудаизма, именно в созданном там два десятилетия назад музее иудаизма обрели свое последнее пристанище.

При этом справедливым будет вывод о том, что эти люди так ни в какой стране и не обрели чувства Родины, на всю жизнь сохранив диаспоральное самосознание. Для большинства из них родным языком был идиш, при определенном знании русского, и даже изучая французский и английский, они редко когда знали эти языки настолько, чтобы в полной мере наслаждаться богатством их лексикона; достаточно вспомнить в этой связи Марка Шагала, книга воспоминаний которого написана по-русски, а основные выступления, опубликованные на десятке языков, произнесены на идише. Мане-Кац и Хана Орлова окончили свои дни в Израиле (Х. Орлова жила в подмандатной Палестине еще до того, как оказалась во Франции), Оскар Мещанинов — в США, но в полном смысле слова ни израильтянами, ни американцами никто из них (а в США долго жил и Мане-Кац) не стал. В годы Холокоста эти художники скрывались, пытались эмигрировать, а кому это не удалось — были депортированы и погибли в лагерях смерти сугубо как евреи, и лишь единицы среди французов стремились помочь этим людям в беде и еще меньшее число их новых соотечественников видели в них «своих». Речь идет о людях, внесших огромный вклад в мировое искусство, но при этом не принадлежащих ни одной стране, а на всю жизнь оставшихся на пересечении диаспор и сохранявших диаспоральное сознание.

При всей значительности художественных находок мастеров «Парижской школы», их социальное значение в контексте национальной истории не нужно переоценивать. Надин Нешавер утверждает, что эти художники, «большинству из которых было около двадцати лет», «стали движущей силой еврейской эмансипации, движения социального и интеллектуального подъема Европы, которое характеризовалось утратой религиозности и политической вовлеченностью»⁴⁵⁸.

Это утверждение представляется явным преувеличением. Движение Просвещения (Хаскалы) в среде европейского еврейства началось еще в XVIII веке и было сосредоточено в основном в Германии, однако в этой стране, несмотря на высокую степень плюрализма и свободы, которой характеризовалась Веймарская республика, никакой колонии еврейских художников не возникло — Макс Либерман был едва ли не единственным художником еврейского происхождения, обретшим известность в этой стране. Более того, даже коренные немецкие евреи, чувствовавшие тягу к живописи, считали наиболее подходящим местом своей самореализации Париж, где художники немецко-еврейского происхождения Вальтер Бонди, Рудольф Леви, как и учившийся с ними в Мюнхене выходец из семьи венгерских евреев Бела Шобель (Bela Czobel, 1883–1976), галеристы Даниэль-Анри Канвейлер и Вильгельм Уде внесли важный вклад в продвижение и утверждение эстетики нового фовистского, наивного, экспрессионистского и кубистского искусства.