Значительно хуже с инвентарем. В справке говорится, что «дом инвалидов должен иметь 3 смены постельного и нательного белья. Фактически же в наличии полторы комплекта, не хватает носков, нательного белья. Поэтому решено завезти 1080 метров ткани, чтобы пошить постельное и нательное белье. Не хватает тумбочек, стульев, столов и кроватей. Но денег на это нет. Обещали, что приобретут инвентарь в следующем году». То есть первый год на острове инвалиды войны жили в очень плохих условиях. Практически не было связи. На территории работали только 2 динамика, вопросы доставки почты во время бездорожья тоже не были решены. Что касается освещения, то с ним также были проблемы. Как сообщается в документе от 15 декабря 1950 года, «электростанция мощностью 40 киловатт требует ремонта. Недостаточно керосина. При выходе электростанции из строя создается очень напряженное положение». Это значит, что люди просто сидели без света.
Сложно было и с работой. В постановлении коллегии Министерства социального обеспечения Карело-Финской ССР от 28 июля 1950 г. «О трудоустройстве участников Великой Отечественной войны» отмечено, что трудоустроено всего 50 инвалидов. Хотя, безусловно, далеко не все могли трудиться, но многие в состоянии были заниматься хоть какой-то работой».
Один из жителей Валаама поведал А. Добровольскому о житье инвалидов на острове следующее: «В поселке нашем живут бабки, которые почти все эти годы в интернате обслугой проработали, от них слышал, что порой под тысячу человек числилось. Безрукие, на костылях… Но самое страшное — «самовары»… Абсолютно беспомощные. Надо кормить с ложечки, одевать-раздевать, на ведерко, которое взамен горшка приспособлено, сажать регулярно. А если их тут не один десяток, за всеми-то разве уследишь? Само собой, кто-то, на ведерке этом не удержавшись, на пол свалится, а кто-то и вовсе по нужде докричаться до няньки не успеет… Вот и получается: «самовары», в собственном дерьме перепачканные, запах по комнатам соответствующий…
«Расписание дня даже для инвалидов-ампутантов предусматривало прогулку на свежем воздухе. По словам рассказчика-аборигена, сперва медперсонал грузил валаамских «самоваров» на обычные дощатые носилки, тащил на лужайку перед домом и там перекладывал «гулять» на расстеленный брезент или сено. А потом подоспело чье-то изобретение: интернат обзавелся большими плетеными корзинами, в них санитарки сажали калек (порой даже по двое) и несли во двор. В этих корзинах люди-обрубки и сидели часами (иногда их подвешивали к толстым нижним ветвям деревьев, на манер этаких огромных гнезд), дышали свежим воздухом. Но порою воздух на северном острове под вечер становился уж слишком свеж, а няньки, занятые другими делами, никак не реагировали на призывы своих подопечных о помощи. Случалось, и вовсе забывали на ночь снять какое-нибудь из «гнезд» и вернуть их обитателей в жилые помещения, тогда дело вполне могло кончиться даже смертью от переохлаждения».
Немудрено, что права инвалидов войны на острове все годы существования дома-интерната, нарушались. Как подчеркивает С. Цыганкова, «ветераны жили в общих палатах, без воды и удобств, по пять-шесть человек, инвалиды без ног не могли самостоятельно спуститься со второго этажа на улицу. Никто из обитателей дома для инвалидов не ездил в санатории или другие лечебные учреждения, соответственно, не пользовался транспортными льготами. Никто из обеспечиваемых не получил и положенной по закону машины «Запорожец» или хотя бы компенсации за нее. Все эти льготы проходили мимо фронтовиков, проживавших в валаамском доме для инвалидов».
Е. Кузнецов, работавший на острове экскурсоводом, в своей «Валаамской тетради» доносит до нас еще некоторые моменты из их жизни: «…Обворовывали их все кому не лень. Дело доходило до того, что на обед в столовую многие ходили с пол-литровыми стеклянными банками (для супа). Мисок алюминиевых не хватало! Я видел это своими глазами… А когда мы с ребятами, получив зарплату, приходили в поселок и покупали бутылок десять водки и ящик пива, что тут начиналось! На колясках, «каталках «(доска с четырьмя шарикоподшипниковыми «колесами, порой такими досками служили даже старые иконы!), на костылях радостно спешили они на поляну у Знаменской часовни… И начинался пир… А с каким упорством, с какой жаждой праздника (все, что отвлекало от беспросветной повседневности, и было праздником) они «поспешали» к туристическому причалу за шесть километров от поселка. Посмотреть на красивых, сытых, нарядных людей…»
Он же свидетельствует: «Мои коллеги не брезговали спаивать инвалидов. Вот тут (он показывал на место рядом с монастырем) была танцплощадка (очевидно, сам факт наличия танцплощадки для инвалидов его не смущал). Наливали они им, и те, подвыпив, начинали раскачиваться в такт звучащей музыке, выкрикивая полусвязно песни и как бы танцуя».