Забытые герои войны

Генерала Крюкова, в отличие от Телегина, не били. Сам он в заявлении в ЦК КПСС напишет: «Итак, на протяжении месяца я проводил бессонные ночи в кабинете следователя. Обычно вызывали на допрос часов в 10–12 дня и держали до 5–6 ч вечера, затем в 10–11 ч вечера до 5–6 утра, а подъем в тюрьме в 6 ч утра. Я понимал, что это тоже один из методов следствия, чтобы заставить меня говорить, что нужно следователю, и причем так, как это ему нравится».

Подполковник Семочкин также был изнурен допросами. Впоследствии он объяснит, почему подписал протокол: «Подписал протокол потому, что был в таком состоянии, что готов был покончить жизнь самоубийством».

Тяжелее всех свой арест пережил Николай Петрович Курганский. Обвинение майору Курганскому было предъявлено 9 апреля 1948 г. по статье 58 п. 1 «б» УК РСФСР, которое дословно выглядит так: «Курганский на протяжении ряда лет поддерживал преступную связь с лицами, проводящими вражескую деятельность.

Будучи антисоветски настроенным, Курганский подготовлял осуществление изменнического акта и с этой целью вербовал некоторых лиц из числа своего окружения».

Читая этот бред, сложно понять, в чем конкретно выражалась преступная и антисоветская деятельность боевого офицера.

После предъявленного обвинения в течение апреля-мая 1948 года Курганского вызывали на допрос всего пять раз. Затем какие-либо следственные действия с ним не проводились, и он на протяжении более 3 лет содержался в Бутырской тюрьме. В результате длительного тюремного заключения Николай Петрович стал психически нездоровым человеком. Жестокий тюремный режим и фронтовые раны по совокупности подорвали его молодой организм. Боевого офицера сломали психически и физически искалечили. О том, как это происходило, вполне доступно рассказал А. Бучин: «Первые месяцы во внутренней тюрьме — кошмар. Прежде всего психологически. Хотя я, работая у Г.К. Жукова, нагляделся на чекистов и не был в восторге от них, все же, как у каждого советского человека, у меня было представление о них как о борцах с «врагами», людях, занятых опасным делом, идеалистах. Впервые мне пришлось столкнуться с ними в их логовище — на Лубянке, и я пришел в неописуемый ужас. Вместо романтиков я увидел обыкновенных тупых мерзавцев.

Я проходил по следственной части по особо важным делам МГБ СССР. Следователи, полковник Герасимов, затем подполковник Мотавкин, взялись за меня всерьез и, конечно, поставили на «конвейер». Практически мне очень долго не давали спать. На допрос вызывали вскоре после 10.30, то есть после отбоя. Только лег, как надзиратели, или лучше именовать их уместным словечком вертухаи, поднимали и вели на допрос. Нередко по дороге запирали в бокс на несколько часов, глубокой ночью вводили в кабинет зевающего следователя, который, чтобы разогнать сон, орал. Грозился и вел безумные речи. Иной раз казалось, что ты в доме умалишенных. В камеру отводили около 6 утра, а в 6 подъем, и уж спать днем не дадут. <…>

В конце концов я стал плохо соображать, что происходило».

С середины августа по конец ноября 1951 года Курганский содержался в психиатрическом отделении санчасти Бутырской тюрьмы. По результатам проведенной в декабре судебно-психиатрической экспертизы его признали невменяемым и направили как душевнобольного в психиатрическую больницу на принудительное лечение. А в середине января 1952 г. дело Курганского было рассмотрено Особым совещанием при МГБ СССР. Его решением Курганского осудили по предъявленному обвинению и направили в психиатрическую больницу изолированного типа.

Через полгода после смерти Сталина, осенью 1953-го, мать Курганского обратилась с письмом в Верховный суд СССР с просьбой перевести сына на лечение по месту жительства. А в конце марта 54-го Главный военный прокурор опротестовал как незаконное решение Особого совещания при МГБ СССР по делу Курганского. В этом протесте было указано, что в деле имеется лишь заявление гражданки Минюк М.И. от 18 марта 1948 г., в котором говорится, что Курганский просил ее сообщить маршалу Жукову, что органы МГБ собирают на него компрометирующий материал, рекомендовать Жукову обратиться в правительство за разрешением выехать за границу, как когда-то выехал Троцкий (Курганский на допросе подтвердил данный факт).

Помимо этого в деле есть сведения о том, что Курганский, узнав об аресте генерала Терентьева и подполковника Семочкина, предполагая, что они близки к окружению Жукова, через жену Семочкина пытался поставить об этом в известность Жукова.

К слову сказать, как отмечалось в протесте, данная деятельность Курганского не может расцениваться как антисоветская. Никаких других доказательств его преступной деятельности материалы следствия не содержат.

В апреле 1954 г. дело Курганского было пересмотрено Военной коллегией Верховного суда СССР. Его определением приговор по делу был отменен как незаконный ввиду отсутствия состава преступления. Сам Курганский реабилитирован.