Забытые города майя

Наиболее интересны вазы, на которых изображено более двух богов, поскольку они дают нам некоторое представление о сложности пантеона подземного царства майя. На одном сосуде, например, изображен курящий сигару бог «N», сидящий на своем троне в виде ягуара и глядящий на иерархически расположенную группу из шести второстепенных божеств, каждое из которых имеет в иероглифическом тексте особое имя. Здесь, как и в ряде других случаев, боги имеют некоторые черты ягуара — ухо и т. д. Этот зверь является ночным животным, которое хорошо плавает и охотится близ водоемов. Не исключено, что именно поэтому в глазах майя ягуар был связан с подземным миром.

На другом сосуде представлено одиннадцать богов; некоторые из них сочетают в себе черты человека и ягуара, тогда как другие имеют старческий облик и курят сигары. Но самый удивительный сосуд расписан фигурами тридцати одного божества! Часть из них нам известна — бог Летучая Мышь, например, — но большинство представлено впервые. Боги распределены по четырем горизонтальным полосам, которые должны иметь иерархическое значение.

Что касается иероглифических текстов на расписной керамике майя, то М.-Д. Ко установил, что ниже венчика сосуда идет всегда одна и та же стандартная надпись, первичная стандартная формула. Точное ее содержание неизвестно, но есть основания предполагать, что в ней речь идет о путешествии души умершего в Метналь или Ши-бальбу — подземное царство — и описываются встреченные там божества. Если это так, то тогда майя должны были иметь длинные погребальные песнопения, вероятно, над умирающим или умершим человеком, чтобы подготовить его к страшному путешествию в преисподнюю.

Тексты, иногда встречающиеся на таких сосудах, относятся к богам или людям и содержат их титулы и имена.

В расписной керамике майя мы имеем, таким образом, совершенно новый мир майяской философии, который до сих пор игнорировался археологами и историками искусства. Этот мир — царство смерти, «населенное» большим числом ужасных существ, многие из которых редко или вообще не появляются на монументах или в уцелевших рукописях майя. Этот обширный набор керамики, предназначенной исключительно для того, чтобы сопровождать умерших царей и аристократов в подземное царство, должен был быть прямым эквивалентом «Книги Мертвых» у древних египтян. В конечном счете изображение и надпись на каждом таком сосуде описывают смерть майяского правителя, длительное путешествие его души по страшным лабиринтам подземного царства и последующее воскрешение правителя, превращающегося в одного из небесных богов. Наблюдается также поразительное совпадение некоторых мотивов полихромной керамики I тысячелетия н. э. с описаниями подземного царства и подвигов божественных близнецов Хунахпу и Шбаланке, вступивших в неравную борьбу с богами преисподней в эпосе майя-киче «Пополь-Вух» XVI в. Исследования М.-Д. Ко представляют собой новый, значительный шаг на пути к пониманию мифологических воззрений, религии и социально-политических институтов майя классического периода. Однако некоторые его выводы выглядят излишне категоричными. Особенно это касается утверждения того, что вся полихромная керамика 1 тысячелетия н. э., будучи погребальной по своему назначению, отражает лишь мифологические и потусторонние темы, не связанные с реальной жизнью. Даже мотив правителя, сидящего на троне в окружении слуг и придворных, связывается М.-Д. Ко только с загробным царством.

Действительно, многие расписные сосуды из богатых гробниц классического периода содержат изображения богов подземного мира, чудовищ, мифологических существ и т. д. Но вместе с тем есть там и немало чисто земных, светских мотивов: правитель на троне, батальная сцена и др. Даже если считать всю эту керамику чисто погребальной, иллюстрирующей блуждания души умершего среди ужасов царства мрака и смерти, то и в таком случае иерархия местных богов, восседающих на тронах и с атрибутами земных владык, способна дать известное представление о социальных порядках древних майя. «Всякая религия, — писал Ф. Энгельс, — является не чем иным, как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни...»[49].

Сюжеты, связанные с дворцовыми или военными мотивами, хотя они и помещены на погребальной керамике, могли отражать какие-то реальные события из жизни умершего правителя или аристократа. Здесь в каждом случае необходим строго индивидуальный подход.

О каком мифологическом содержании может, например, идти речь в случае с полихромным сосудом 600—900 гг., изображающим явно батальную сцену: одиннадцать персонажей, разделенных на два отряда, из пяти и шести человек, столкнулись в ожесточенной схватке. Более многочисленный отряд (слева), судя по всему, уже проиграл битву и отступает. Три воина из его состава попали в плен, и их уводят торжествующие победители. Надпись, сопровождающая эту сцену, в переводе Ю. В. Кнорозова, гласит следующее:

«В день VII Ах'ав Проложил дорогу.

Ка Ак'-бал, Под ударами.