– Я хочу когда-нибудь нарисовать этот узор на полу, – сказала тогда Надя. – Буду, как Моне, рисовать один объект при разном освещении.
Здесь к Наде вернулась способность рисовать, здесь она снова вдохнула полной грудью после затяжного бездыханного погружения в другой, далекий от искусства мир.
«Вспомнила себя, – думала она, проводя плоской кистью волнистую тонкую линию в прическе своей “девочки”, – но похоже, не до конца… Как будто чего-то не хватает… А время идет! Времени все меньше». – И, взяв в руки мастихин, она вдруг быстрыми жесткими движениями содрала с полотна все, что нарисовала сегодня, и, обессиленно опустив плечи, повернулась к подруге.
Светка сидела на своем привычном месте, подогнув ноги и подложив под спину круглую подушку с выпуклой пуговицей в центре, и как будто не замечала внезапной гибели картины. Заложив пальцем толстый том с черной обложкой, она смотрела на стоящую у мольберта Надю и беззвучно шевелила губами.
– Ты опять в своем плеере? – Надя села рядом со Светланой. – Никак не привыкну – говоришь с тобой, а ты, оказывается, в наушниках.
– Да, у меня тихонечко играет там, – протянула Света, и Надя настороженно повела носом.
– Свет, ты опять пила, что ли?
– Нет, ты что! – испуганно возразила та и часто заморгала покрасневшими веками в попытке выглядеть честной.
– Свет, знаешь что? Вечером я еще могу понять. Но утром! – Надя внезапно страшно разозлилась и резко поднялась со скамьи. – Утром только алкаши пьют, ты что, не понимаешь?!
– Я не алкаш! – вскинулась Света. – Я просто выпила. Выпиваю.
– Точно? Ты уверена? А то ведь женский алкоголизм не лечится!
Света подняла указательный палец:
– Надя! Я могу остановиться в любой момент. Если захочу.
– Ах, если захочешь! – Надин гнев от этой увертки только разгорелся. – А ты, значит, не хочешь! Тебе лучше бродить по дому по ночам, напиваться при гостях, пугать детей, да?
Света опустила голову и отрицательно покачала стриженой макушкой.
– Свет, ты с ума сошла? Взрослая женщина! Тебе что, заняться нечем?
– Это тебе есть чем заняться, – парировала Света, внезапно тоже раздражаясь. – А у меня все дела закончены. Пансион закрылся. И все, никому я больше не нужна!
Она рванула наушник из уха и, помахивая им, с клоунским отчаянием, широко разевая рот и распространяя запах перегара, запела:
– Mais ne m’en veux pas, si je pense encore à toi[4]
…Надя смотрела на нее с изумлением.
– Света! Ты ведешь себя как подросток!
– Да, я подросток! Мне сорок два годика, и я такая пожилая девочка, у которой ни черта в жизни нет…
– О господи, – Надя тяжело выдохнула и заговорила тише: – Свет, ну перестань. Все будет хорошо.
– Это у тебя, Наденька, все будет хорошо. – Света широко растянула рот в недоброй клоунской ухмылке. – А у меня впереди ничего.
И Света, вдруг поникнув, заплакала. Отложив книгу (Надя машинально отметила название – «Веретено Василисы»), она размазывала внезапные слезы по лицу и всхлипывала, горестно вздрагивая всем телом.
– Свет, Светик, ну, – Надя прижала подругу к себе, – ну перестань, пожалуйста…
– На-а-а-а-а-адь, – жалобно и монотонно тянула Света, – что же мне делать теперь? Я же совсем, совсем одна…
– Ну что ты так отчаянно, солнышко мое. – Надю мутило от кислого дыхания подруги, но она точно знала, что брезгливость сейчас показывать нельзя. – Ну все же пройдет – и осень, и зима. Весной ребята вернутся, все начнем заново.
– Ну да, – капризно всхлипнула Света, – ты же не останешься здесь со мной. Вернешься к Вадиму, станешь художником, тебе будет не до меня…
– Это неправда, мне всегда будет до тебя.
– Да? Ты уже решила? Останешься здесь?
Надя вздохнула.
– Ну прости меня, прости, – покаянно забормотала Света. – Ты не обязана. Ты же не нянька мне. Просто… просто мне так пусто, Надь… Сил же полно еще, понимаешь? Я ведь не старая! А ничего, ничего в жизни нет, куда это все можно вложить. – И она снова растерла быстрые злые слезы кулаком по покрасневшему лицу.
– Светуль, ну зачем ты так… – Надя вздохнула и, стараясь не думать о том, что испачкает одежду, прижала к себе вконец размякшую Свету. – Давай по порядку, а?
– Давай, – всхлипнула Света.
– Ну, во-первых. У тебя есть телефон этого колледжа, который дал Михаил Степанович. Ты им звонила?
– Нет, пока нет. – Света шмыгнула носом и резко выдохнула, и Надя сморщилась от запаха перегара.
– Значит, завтра позвонишь. Когда будешь трезвая, да? – Она приподняла Светин подбородок и строго посмотрела в глаза подруге.
– Да, позвоню, хорошо.
– Вот. Значит, будешь ездить в Москву на занятия. Общаться с людьми. С твоим характером ты быстро найдешь друзей. И все изменится, вот увидишь. Будешь вспоминать этот разговор и смеяться.
– Да? Когда?
– Через год.
– Год? Я не могу через год, Надь. Я не выдержу. Мне же еще разводиться. – И она снова зарыдала, словно ее прорвало.
– Тихо! Не беги впереди паровоза. Давай по шагам. Сначала работа. Просто договорись с ними. Да?
– Да, хорошо. – Света все не могла успокоиться, слезы катились по лицу, а из тела, казалось, огромным безжалостным насосом выкачали все силы. Но голос уже потихоньку прояснялся.