Рано утром первое, что видим на потолке противомоскитного полога, — бездыханные тельца комариков, светлые, почти прозрачные, с нежными перистыми усиками. У них скрючились ноги, высохло тельце, а две точки черных глаз продолжают смотреть, как живые.
Над кромкой тростников показывается красное солнце. Зеленые лучи пучками бегут по небу, отражаются в воде. Не спеша пролетают цепочкой белые цапли и тоже отражаются в воде. Под лучами солнца они совсем розовые с синими тенями.
Солнце открывает одну за другой ложбинки, покрытые солью, и тогда неожиданно над землей, над зарослями трав загорается тонкими нитями паутина. Она везде, особенно ее много на сухих веточках. И тот осот, что возле тента, тоже оплетен ею. Все опутано сверкающими нитями, и они увешаны гирляндами мертвых комариков.
Тут же по нитям вяло ползают пузатые, объевшиеся пауки: и полные степенные мамаши, и поджарые стройные отцы, и множество паучков-детенышей самых разных размеров. Все они в нарядных костюмах, украшенных тончайшим узором из темных полосок, линий, зигзагов, точек. На прозрачной нежно-зеленой груди сверкают черные полосочки, на голове выпуклые черные глаза, на ногах торчат во все стороны острые щетинки. Никто из пауков не обращает внимания друг на друга. Все пауки — хищники, эти же такие необычные в своем миролюбии. Еще бы! Ночная трапеза закончена, а пищи все еще вдоволь. Вон сколько висит ее на нитях! Каждый сыт по горло, объелся, ленив, равнодушен к окружающему.
Солнце поднимается над озером, паутина перестает сверкать, блекнет, будто растворяется в воздухе. Ветер тронул воду рябью, зашуршали тростники, гирлянды комариков стали раскачиваться на нитях и осыпаться на землю. Прячутся пауки в надежные укрытия на весь долгий жаркий день: дети находят укромные места в тени у оснований кустиков, матери забираются в уютные, из тонкого белого шелка шатры, растянутые на сухих веточках растений, отцы пристраиваются вблизи белых шатров.
Когда на землю опадут все мертвые комарики, тогда станет видно, сколько всюду развешано маленьких, не больше самих пауков, коконов. Они сплетены из тончайшей паутины, а снаружи покрыты кудрявыми толстыми оплетками пряжи. В кокончиках находятся или аккуратно уложенные, зеленоватые, чуть продолговатые яички, или крохотные, только что родившиеся паучки, или паучки, уже готовые к самостоятельной жизни, быстрые, ловкие. Многие кокончики пусты. В них остались сверкающие белизной оболочки яичек и прозрачные рубашки паучков — первая их линька.
Еще выше поднимается солнце, еще жарче нагревается земля. Солянки источают особенный запах солончака. Над лиловым осотом начинают крутиться пчелки-андрены, пчелы-мегахиллы, осы-эвмены.
За рощицей тамариска с лиловым осотом тянется низкий шебенчатый берег озера, украшенный красивой полоской цветущего эспарцетного астрагала. Здесь весело реют крошечные бабочки-голубянки, деловито снуют, звеня крыльями, небольшие пчелы-антофоры. Рядом зеленый луг. Сине-зеленое озеро гонит слабые волны на берег, они тихо и ритмично шелестят, навевая покой.
Кое-где между астрагалами полянку заняли крохотные изящные растения из семейства бобовых — лядвинец густолиственный лотус фрондозус. У него цветы разной окраски: часть желтые, часть ярко-красные. Забавный двухцветный цветок! Растение кончает цвести, цветов на нем мало, зато много длинных коричневых стручков. Они раскрылись, каждый скрутился в тугую и правильную спираль, высыпав маленькие серо-зеленые бобики. Стручков зеленых или почти созревших мало. Это растение заинтересовало меня, захотелось с ним поближе познакомиться.
Разглядываю цветок. У него, как и у всех бобовых, «парус», два «весла» и «лодочка». Ярко-желтые цветы, оказывается, свежие, еще не раскрыты, если их потормошить как следует пинцетом, цветок будто после посещения насекомого-опылителя расправляет весла, но лодочка остается на месте, прикрывая пестик. У цветов же опыленных, у которых начал развиваться стручок, весла только чуточку расходятся в стороны, а цветок полностью не раскрывается. Не нашел ни одного цветка, раскрытого по-настоящему. Кроме того, на тыльной стороне паруса появляются оранжевые пятна и полоски, потом парус и весла с лодочкой краснеют, весь цветок меняет окраску и становится ярко-алым. Это вывеска, она будто гласит: «Цветок уже опылен, делать здесь насекомым нечего, просим более не беспокоить!» И желтые, и красные цветы очень ярки, поэтому их состояние можно угадать и издалека, детально не разглядывая.
Мне нравится эта деликатная предусмотрительность растения, созданного великой эволюцией органического мира. Нет ли у цветка своего особенного, и редкого опылителя, деятельности которого помогает и само растение?