Забытые острова. Аннушка

Замолчали, переглядываются, никому ответчиком за всех быть не хочется. В конце концов, вытолкали вперед невзрачного такого мужичка. Я даже не сразу вспомнила, кто он такой. Перелистнула тетрадку: Пьетро Эспозито, мелкий клерк из адвокатской конторы. Действительно, мелкий. Щупленький такой, невысокий. Он начал говорить, сперва тихо и сбивчиво, а потом, распалясь, в голос и с азартом. И выходило по нему, что нужно было нехорошего человека тактично уведомить о том, что он поступает неправильно. А потом собрать суд присяжных и определить его вину. Причем, сломанная рука – это явно чересчур, достаточно пары часов общественных работ. Да-а, долго еще из людей будет эта толерастия выходить.

- Слушай, Пьетро, а что бы ты сделал, если бы какой-нибудь мерзавец схватил за жопу твою сестру? Или жену, дочь?

- Э-э-э… я не женат, мэм.

- Потому, наверное, и не женат, что не можешь свою женщину защитить. А я бы пристрелила гада. Так что по моим понятиям, Шень поступил очень мягко.

- Но это негуманно!

- Что же ты не сказал это тем бандитам, которые вас в загонах держали?

- Они бандиты, у них нет законов. Но вы-то цивилизованная дама!

- А вы? Вы цивилизованный человек?

- Да, конечно, - подтвердил мелкий.

- А вы все, - обратилась я к новеньким.

- Да, да – посыпалось со всех сторон.

- Тогда почему вы вместо того, чтобы подать властям, то есть мне, письменное заявление, принялись устраивать беспорядки?

Клерк опять принялся вещать:

- В демократическом государстве народ имеет право выражать протест, в том числе и таким образом.

- А откуда ты взял, что здесь демократия? Лично я считала, что у нас военный коммунизм, но поскольку меня все упорно называют королевой, пусть будет монархия.

При слове «коммунизм» мелкого аж передернуло. Да и не только его. Но на «монархию» он клюнул.

- Тогда, Ваше величество, вы в силах разрешить создавшуюся ситуацию с позиции современной культуры и морали. Вы же не хотите остаться в истории Анной Кровавой?

Ах ты ж сукин сын! Он за кого меня принимает? Пытается манипулировать, подольстить, но топорно, грубо. Это, значит, он меня держит за тупую отсталую девку? Ну так будет сейчас ему представление. Да и всем остальным тоже.

- Вот именно. И поэтому я их сейчас буду судить. Приведите этих двоих!

Борюсик с Фридрихом метнулись к сараю и вывели оттуда двоих мужиков. У одного рука в лубках и на перевязи, у другого башка замотана, ноги нарасшарашку. Идет с трудом, видно, что неслабо ему прилетело. Я принялась через Борюсика устраивать допрос. По всем правилам: имя, национальность, место жительства. Вот тут народ реально придавило: оказалось, что они не братья по несчастью, а вообще залетные пташки. Два латыша из простых матросов. Ну и, по совместительству, члены абордажной команды. Раз так, ценности для меня они никакой не представляют. А что абордажники – потому и в драку полезли, решили, что с худеньким невысоким вьетнамцем уж всяко справятся. Ан нет, обломилось козлам.

Как оно там должно судиться по правилам, хрен его знает, придется импровизировать. Я мигнула Михалычу, он сбегал, привел вьетнамцев. По дороге объяснил им про суд. Семейство Фам встало напротив покалеченных прибалтов. Между обеими парочками, на всякий случай, встали двое с оружием. Я откашлялась:

- Слово предоставляется Фам Линь.

Девчонка, предупрежденная егерем, сразу взяла быка за рога:

- Вот этот человек, - она указала на того, что со сломанной рукой, - осуществлял в отношении меня сексуальные домогательства. Он оскорбил меня как словом, так и действием.

- Что конкретно он сделал?

Линь замялась. За нее ответил брат:

- Он шлепнул мою сестру по ягодице, назвал шлюхой и в грубой форме предложил вступить с ним в половую связь.

- Вы подтверждаете это? – спросила я латыша. Тот промолчал.

- Кто был свидетелем этого инцидента?

- Я, мисс Анна, - заявила стоявшая неподалеку Дзетта. – Я все видела с первой до последней секунды. Все было именно так.

- Кто еще видел это?

- Я видел, - в толпе поднялась рука, и вперед протиснулся средних лет мужичок. Когда-то он, наверное, был весьма упитанным. Сейчас, после принудительной голодовки, он похудел почти до нормы, но его щеки обвисли и лицом он стал походить на бульдога. Это – Генрих Вайс, немец, типичный бюргер со вколоченным с детства орднунгом.

- Я подтверждаю слова этого человека, - заявил он и получил от латыша полный ненависти взгляд.

- Факт преступления подтвержден, - продолжила я свою партию.

- Что вы можете сказать в свое оправдание?

В ответ – угрюмое молчание. Ладно, пойдем дальше.

- Пьетро, ты ведь итальянец?

- Да, сеньора, но я жил во Франции.

- Хорошо. Что во Франции по закону полагается за сексуальные домогательства?

- Два года тюрьмы и штраф тридцать тысяч евро.

- Перелом срастется за месяц. Так что, по сравнению с французскими законами, с этим человеком, - я ткнула пальцем в поломанного, - обошлись очень мягко. Может, в следующий раз он подумает прежде, чем распускать руки. Все, разбирательство окончено.