– Я сильно благодарный вам, сэр, за то, что вы тогда для меня сделали, ну… там, во Франции… На меня и впрямь помутнение будто нашло, ну чисто разум смешался… Мне тогда два дня отдыха дали, как раз бы на дорогу хватило…
– Забудь… Там другой мир, другая жизнь, не рассчитывай особенно на сочувствие дома. Они не поймут – просто не смогут понять.
– Это мой первый отпуск за все военное время, будь неладно оно, – вздохнул Фрэнк, когда машина выехала на деревенскую площадь. – Я вот тут могу выйти… Ага… Пройду пешком до своих… тут и осталось-то каких-то несколько ярдов. Я очень перед вами обязанный, капитан Кантрелл. Ну и, – он усмехнулся, – как говорится, счастливого вам Рождества!
Гай глядел ему вслед – как он подтянулся, расправил плечи, зашагал твердой поступью. Ну да, аттракцион храбрости, все мы его тут разыгрываем. Какой смысл взваливать на плечи родных все тяготы, ужасы, неопределенность?.. Вот и лепишь на физиономию веселую улыбку, как в той песенке: «Сложи свои заботы в старый походный рюкзак и улыбайся, улыбайся, улыбайся».
Он принялся насвистывать мотивчик. Да, все они именно так и делают, все стараются изображать, что все не так страшно. Это единственный способ выжить.
Эсси крутилась по хозяйству. Надо все привести в порядок перед Рождеством, так что пока Эйса и Сельма в кузнице, она вознамерилась надраить в парадной гостиной все, что может блестеть. Они разожгут огонь и будут петь, собравшись вокруг пианино. Может, пригласят кого-нибудь из соседей скрасить рождественский вечер и преломить с ними рождественский хлеб.
Стукнула калитка.
– Это ты, дорогой? Чайник на плите… Захвати потом заварку, – крикнула она, обернувшись.
– Сахару один кусочек или два?
Услышав этот голос, Эсси застыла на месте. Выпустив из рук полировочную тряпицу, она бросилась в комнату. Сын… порозовел от смущения, глаза сияют.
– О, Фрэнкланд Бартли, как ты меня напугал! Просто поверить не могу! Ну дай же поглядеть на тебя, ах ты, паршивец этакий… И ни словечком ведь не обмолвился! Слава тебе, Господи, вот так подарок на Рождество… Получше любой коробочки. А вырос-то как! А вот с лица опал. Ну, садись же, садись! Ох, сейчас и папочка-то как обрадуется!
Сын плюхнулся на ближайший стул и стал блаженно глазеть вокруг, расплываясь в улыбке – бессмысленной, блуждающей, как у младенцев.
– Как же мечтал я об этом… Дом прямо в глазах так и стоял… Какое оно тут все свое… наше… домашнее!..
В экзотике кузнечного облачения в комнату ворвалась Сельма – штаны в пыли, свитер в дырах, на голове кепка блинчиком. И вмиг все поняла.
– Фрэнк! – завопила она, а он ошалело вытаращился на нее.
– Вот, погляди, что нам ветер принес! – светясь от счастья, воскликнула Эсси.
– Ты и не говорила, что превратилась в мальчишку! Как это, Сельма? Боже праведный, что ты с собой сотворила?!
– А ничего такого она и не сотворила, сынок мой родной! Просто заняла твое место. Тебе ли его не знать? И не дразни ее. Ну как ей в платьях-то в кузне вертеться? Да и косами трясти не дело! Запалит – и вся недолга! Да и было уж, чего там… Но ведь все равно краше ее, нашей девчонки, и нет в деревне!
– Ох, вот ты и дома… – ласково вздохнула Сельма. – Аж из самой Франции добирался! Да как же ты смог-то?
– А на своих двоих, – не без гордости рассмеялся Фрэнк. – Крылья все никак не успеваю себе отрастить, но я стараюсь. Очень, бывает, нужны… Ну, а пока на поезде, на корабле, снова на поезде, а потом меня подвез ангел на четырех колесах. Прямо до нашей улицы и подвез. Никогда не угадаете кто…
– Ну же, не тяни! – Сельма слегка припрыгнула в нетерпении.
– Капитан Кантрелл. Остановил машину, посадил меня!
– Настоящий он джентльмен, – кивнула Эсси.
– Да он почти одного с тобой возраста. А ты о нем так говоришь, будто он старик какой-то! – фыркнула Сельма.
– Офицер, он и есть офицер, другая порода, не то что мы, при земле, при скотине да кузне. Но хороший он человек, да, порядочный, расспрашивал, кстати, про вас про всех.
– Мы слышали, он отравился газом, несколько месяцев лежал в госпитале. Ему лучше?
– На заднем сиденье было темно, я не разглядел, но голос у него хриплый.
– Они с твоей сестрой друзья. Верхом вместе катались, теперь вот письма друг другу пишут, – не устояла Эсси.
– Ну мама! – вспыхнула Сельма.
– Идемте, я разогрею суп, хлеба отрежу. Ты же с дороги, голодный!
– Еще какой голодный-то, все не жуя проглочу вместе с миской! Как же я мечтал вернуться домой… – с упоением повторил Фрэнк. – Только учтите: меня нужно хорошенько отдраить от этой чертовой грязи, столько ее поналипло, аж в кожу въелась, гадюка дьявольская…
– Ну-ну, Фрэнк, не выражайся… Ты не в казарме. Сейчас вскипячу воды, налью в цинковое корыто, сам помоешься. А утром прокипячу одежду твою. Ох, какое же это счастье, вот Господь и ответил на мои молитвы! – выдохнула Эсси, протягивая руки, чтобы обнять сына.
В эту минуту дверь распахнулась, и Эйса, увидев перед собой всю картину, расплылся в такой же улыбке, как у его сына.