Забытые письма

– Чтоб мне провалиться на этом месте! Кто это тут? Доставай окорок, мать. Блудный сын возвернулся. Ох, вот уж благи дела твои, Господи!

Да, это будет самое счастливое их Рождество.

* * *

Он дома, вздохнула Сельма, и вздох ее был отнюдь не о брате. Всего в миле от нее спит Гай, и где-нибудь, когда-нибудь они снова встретятся.

Фрэнк проспал без задних ног чуть ли не двое суток подряд. Никто дома не заговаривал о Ньютоне. Им не хотелось чем-либо омрачить и без того коротенький отпуск Фрэнка, и Сельма заметила, что стоило кому-то спросить его о войне, он тут же переводил разговор: «Я в отпуске. Не напоминайте».

В Рождество он отказался пойти с ними в церковь.

– Я в последнее время не слишком часто вспоминал о создателе, – отрезал он.

Эйса ушам не поверил.

– Молодой человек, покуда вы живете под моей крышей, соблаговолите воздать хвалу этому дню, как положено. Давай надевай форму и пошевеливайся.

Но Фрэнк крепко стоял на своем.

– Прости, папа, но мы разные люди, пойми это. Если я уже достаточно взрослый, чтобы в окопах биться, страну защищать, то и достаточно взрослый, чтобы решать, во что я верю. Преподобный тут разглагольствует про вечные муки и адский огонь… Да что он знает про них? А я своими глазами видел такое… Сравнить нельзя! Так что не вижу смысла. Подумай, у германцев на бляхе ремня написано: «Gott mit uns» – «С нами Бог!». Они верят, что Господь Всемогущий на их стороне. А мы? Мы верим, что Он на нашей. Но я видел такое, что ты уже не понимаешь, где же Он, черт побери, да и есть ли Он вообще… – Фрэнк задрожал, и Сельма взяла его за руку.

– Ну-ну, будет, тихо, тихо. Уймись. Просто папа очень гордится, что ты вернулся, и хочет похвастаться перед всеми соседями. Пойдем, просто споешь с нами пару гимнов. Это ведь не нарушит твоих принципов. В эти дни мы просто желаем добра всем нашим ближним.

– Ах так… Ну да! А как же бедняги лошадки? Им добра не желают? Они вечно в грязи, вечно голодные, вечно продрогшие до костей. Они что – не живые? Ну не могу я смотреть, как страдают они! И ведь ничем не заслужили такого. Ничем! Я приехал домой. Вас повидать. А не затем, чтобы вы водили меня по округе, будто разряженную ломовую кобылу на ярмарке.

– Твоя позиция мне ясна, – кивнул отец, отступая. – Никто не посмеет сказать, что я принуждаю своих детей, силком выбираю для них веру. Но не ожидал, нет…

Фрэнк никак не отреагировал на его слова и продолжил:

– Хочу прогуляться, мне надо на воздух. Потом вернусь, посидим у огня, погляжу на вас. Спою вам пару наших окопных гимнов, но вряд ли они вам понравятся… Вот, например, на мотив «О, наш добрый друг Иисус»:

Закончится поганая война,
И я сотру из памяти сраженья
И буду счастлив сбросить облаченье,
Надев гражданское, без копоти следа.
Один молиться буду, не в строю,
И погулять не надо разрешенья —
Сержант, ты слышишь? – я в тебя плюю,
И подавись бумажкой увольненья!..

– Все, сын, довольно, – оборвал его Эйса. – Не хочу я больше слышать ничего подобного.

В молельном доме все обратили внимание, что Фрэнк не пришел, и после службы накинулись с расспросами. Эсси отговаривалась, ссылаясь на то, что он устал и нуждается в отдыхе.

Да, Фрэнк изменился, стал жестче. Когда он разгневан, в глазах нет и тени прежней мягкости. Иногда свет падает так, что он кажется стариком – вот сидит, сгорбившись, у огня, рассеянно глядит на языки пламени, целиком погруженный в свои думы.

– Даю пенни, если поделишься! – тихонько поддразнила его Сельма.

– Ни фартинга, душечка, – отозвался он. – Я так странно себя чувствую. Будто я гость в родном доме.

– Ты по-прежнему служишь с капитаном Ричардсом?

– Не, его давным-давно убили. Я теперь перевожу боеприпасы.

– Это опасно?

– А ты как думаешь?

– Мама знает?

– Не говори ей, она только расстроится, к чему ей лишнее беспокойство. Это неплохое занятие, ты все больше в тылу – сравнительно, конечно. Не на линии огня. Вот только эти проклятые гаубицы не берут пленных. Приземлится снаряд на наши головы – и все, мы превращаемся в фарш. Удивительно, что лошади вообще еще остались. Я так хотел бы служить в ветеринарном батальоне! Лечить их, а не отправлять на погибель. Прости, не хочу больше ни о какой войне… Так что там такое мама сказала про тебя и про Кантрелла? Вы в самом деле с ним вместе гуляли, когда он приезжал в отпуск?

– Мы уже давно переписываемся. Ну, а сейчас он, должно быть, со своими, в семье. Рождественские вечеринки и все такое… Ты же знаешь, что его отец погиб вместе с лордом Китченером?

– Да, это я слышал… Забавно, как наши дорожки то и дело пересекаются. Сначала там во Франции, на Фоссе, а теперь вот он меня подвез. А брат его, где он сейчас?

– Энгус? Его списали из армии по медицинским показаниям – с ним случаются припадки. Он сейчас помогает в госпитале для офицеров – там же, в Ватерлоо-хаусе.