Забытые по воскресеньям

Я пошла к папаше Просту за новой тетрадью и записываю в нее рассказы мсье Жеана, иногда читаю ему, и он смеется. Говорит, это все равно что слушать чужую историю, что мои слова расцвечивают его жизнь. Когда умирает старый человек, кто-нибудь обязательно замечает: «Сгорела очередная библиотека…» – вот я и пытаюсь спасти хоть горсточку золы.

После смены мсье Жеан берет слово, а я пишу:

Впервые я провел месяц у моих тети Алины и дяди Габриэля в шесть лет. Зимой. Я тогда сломал руку, родители, весь день работавшие на кожевенном заводе, не хотели оставлять меня одного на целый день, вот и отправили на ферму в Вогезах, в коммуне Тилло.

Я спал в одной кровати с тетей, а дядя – этажом ниже, в другой комнате. Ночи стояли такие холодные, что мы ложились в шерстяных балаклавах и с головой накрывались стегаными одеялами. Мне нравился окутывавший нас холод. Я влюбился в свою тетю, в жизнь на ферме и до пятнадцати лет приезжал туда каждое воскресенье и на все большие каникулы[77].

Алина стала мне второй матерью, хотя своих детей у нее не было, не знаю почему, а мои родители не имели времени заниматься четырьмя отпрысками. У тети я становился единственным и неповторимым.

Сына дяди от первого брака звали Адриен, и он был на двадцать лет старше меня. Я тогда не понимал, что он ровесник тети Алины, в детстве все взрослые кажутся стариками.

Я проводил почти все время в горах и никогда не работал на ферме, только сено в сарай убирал в конце лета. Его набрасывали на простыню, завязывали четыре угла вместе и заносили внутрь, вдыхая потрясающий аромат травы.

Алина была ангел чистой воды. Я помню, что от нее пахло сосновой хвоей, горящей в печке.

Я всю жизнь благословляю день, когда сломал руку.

Глава 76

6 октября 1996 года

22:00.

Арман только что вернулся в морг вместе с жандармами. Он сделал вид, что опознал тела, повернулся спиной к коронеру и закрыл глаза.

Произнес: «Это они…» – хотя узнал только ботинки Алена.

Арман ничего не сказал Эжени, и по его молчанию она поняла, что это они, что все кончено, что они мертвы. Все четверо.

Эжени Мартен, в замужестве Неж, лежит на диване, свернувшись в клубок, и молчит. Она не способна оплакивать сыновей, выть, биться головой о стены, падать в обморок, умереть. У нее в мозгу осталась одна-единственная мысль, она сжирает, парализует, мешает ей проживать свой траур: Эжени спрашивает себя, не перепутала ли она машины.

Она снова мысленно повторяет свои действия того дня. Вышла на темную студеную улицу в домашнем халате с домкратом в руке. Пристроилась у машины, сняла колесо, достала из кармана «экономку», поскребла тормозные шланги, все еще чувствуя аромат невестки, которым пропахли пальцы мужа.

Что, если ненависть и излишняя поспешность заставили ее совершить роковую ошибку, спутать две черные машины, «Пежо-206» и «Рено Клио»? Нет, это совпадение, чудовищное, невозможное! Она повредила «Пежо», а они разбились на «Рено».

Это случилось. Несчастный случай. И все-таки она не совсем уверена в своих тогдашних действиях. «Пежо»? «Рено»? Нужно выйти на улицу, присесть на корточки и вспомнить все точно. Ей этого будет достаточно.

Кристиан с Аленом никогда не парковались на чужом месте. Никогда. Места для них – святое. У каждого есть свое – на вешалке, за кухонным столом, за большим столом в столовой, на диване в гостиной, в кровати и в гараже. У каждого из двоих свое место.

Ну зачем Марсель припарковался на месте близнецов? На том самом, которое они занимают с того дня, как получили права?! Почему сломалась стиральная машина? Почему Аннет не поднялась на гору Шаван, чтобы повидаться с Марией-Магдалиной?

Этого бы хватило…

* * *

6 октября 1996 года