Забытые смертью

Ованеса до вечера приводили в себя. А условники бледными тенями просидели у костра до глубокой ночи. Курили молча, озираясь затравленно на палатку.

Когда Петрович пришел в сознание, Шик вздохнул так, будто сам перенес удар по голове макушкой сваленной ели.

— Прости, Петрович, падла буду, ненароком все случилось. Чтоб я накрылся, если темню! — подошел Шик к нему. Но Никитин, проходя мимо, оттеснил его в сторону и сказал сипло:

— Сгинь, зараза!

Сергей лишь потом узнал, что, попади Петрович в больницу и узнай о причине несчастного случая с ним милиция, всех условников в тот же день вернули бы в зону.

Понемногу водитель узнавал людей, с которыми свела его судьба.

Вместе с Никитиным он уже не раз бывал в Якутске, и тот по пути рассказывал о мужиках бригады, ближе узнавал Сергея.

Эти поездки сблизили их, научили понимать друг друга без слов, доверять без оглядок и опасений. Незаметно они стали друзьями. Вместе ездили в село в дождливые ненастные дни, когда работа на деляне становилась сущим наказанием.

Сергей имел женщин. Но никогда не поддерживал сальных, грязных разговоров о них. Не хвастался успехами у баб. Не терпел пересудов. И считал, что всякий мужик получает от бабы ровно столько, сколько сам способен дать ей.

Он не признавал ненавидящих, не терпел матерившихся. Смотрел на них с усмешкой и жалел в душе каждого, считая, что обойдены они любовью лишь потому, что сами не любили.

Заводить вторую семью Сергей не спешил. Считал, что с этим он никогда не опоздает. Да и не встретилась шоферу такая, без какой он не смог бы жить. Ни одна не запала в душу. И, проведя ночь-другую в постели очередной бабенки, утром уходил спокойно. Ничего не обещая на будущее. А едва ступал за порог, забывал имя.

Из писем матери и сестер он знал, как живется им в деревне. Помогал деньгами. Но отпуск откладывал, не торопясь появляться в селе, где никто не понял, почему от него навсегда уехала Ирина. Сам он не хотел говорить на эту тему. И ни одного письма не написал той, которая оставила его в друзьях на всякий случай, будто про запас.

Он ничего не знал о ней и не пытался интересоваться. К чему, считал он, искать то, что никогда ему не принадлежало.

Шли дни, месяцы, годы. И однажды в свой день рождения, о котором давно забыл, включил Серега бригадирскую «Спидолу». Хотелось послушать музыку. Далекую, забытую. Узнать о новостях.

Долго шарил по эфиру, пока не наткнулся на радиостанцию «Маяк». Передавали концерт по заявкам радиослушателей. Никитин включил приемник на полную громкость так, что Серега отошел подальше. И вдруг услышал:

«Своего друга Сергея Терехина поздравляет с днем рождения Ирина Пименова. Включаем запись». И в наступившей тишине тайги зазвучал знакомый голос:

«Сережа! Я не очень уверена, что ты услышишь меня. Но все ж надеюсь на чудо! А вдруг повезет? С днем рождения тебя! Где ты, отзовись! Дай знать о себе! Я всегда помню тебя! Откликнись! Прими в подарок нашу любимую с тобой песню — «Костер на снегу». Пусть она напомнит и вернет тебя», — и зазвучала забытая песня…

Глава 8. ДАНИЛА

Данилка, глянув на Сергея оторопело, головой качал. Что-то понял. Но сказать не решился, вовремя язык прикусил. И, глядя поверх мужичьих голов в тайгу, о своем задумался.

Шик… Эту кличку он получил так давно, что считал родным именем, своим лицом и биографией.

Он слушал чужую песню. Но почему она будоражит собственную душу, смущает, давит, возвращая мужика в давнее, забытое?

И снова в памяти встала дорога. Ухабистая, пыльная, как судьба, длинная, как горе.

Сколько лет было ему тогда? Пять, а может, меньше. Он шел вместе с матерью и двумя сестрами следом за повозкой, нагруженной скарбом. Вместе с ними шло много всяких людей. Чужие они были. Все уходили из деревни, кляли войну.

Данилка тогда из сил выбился и попросился в телегу. Его подсадили, и мальчишка вскоре уснул. Проснулся он от страшного грохота. Над вереницей беженцев летал самолет. Он опустился так низко, что, казалось, вот-вот зацепит головы. Люди падали на землю. Иные бросались к канаве.

Самолет сбросил две бомбы. И Данилка почувствовал, как дрогнула, будто раскололась, земля под телегой. Какая-то сила вырвала его, вместе со столбом черной пыли отшвырнула далеко в поле, на землю, дрожащую, горячую.

Мальчишка больно ударился. Испугался. И закричал изо всех сил. Звал мать. Но не увидел ее. Самолет, сделав круг, расстреливал беженцев.

Данилка ковылял по полю. К дороге, хотел найти своих. Ему было страшно.

Мать и сестер он не нашел. Лишь клочья одежды, разбросанные во все стороны. Тогда не понял, что произошло. Из длинной вереницы беженцев, уходивших от войны, в живых осталось не более десятка человек. Никто из них не смотрел на Данилку. Самим бы выжить, добраться туда, куда не пришла война.

Мальчишка долго плакал на обочине дороги. Он хотел есть. Но есть было нечего. Некому было накормить, поделиться, пожалеть ребенка, захлебывающегося слезами.

Уцелевшие беженцы, взвалив на плечи пожитки, ушли, не оглядываясь, от жуткого места, где пахло порохом и смертью.