Забытые смертью

«Она все поняла и теперь конец, не захочет говорить со мною», — в ужасе подумал Шик.

— Вы ешьте. А то остынет, — напомнила Наташа, подвинув ближе миску с горячей картошкой, рыбу, помидоры.

Наташа наливала молоко в кружки, а Данила, словно во сне, не мог вспомнить про обед.

— Ешь, Данила! Не то кирпича поднять не сможешь, — подтолкнул Иннокентий локтем в бок.

Данилка глянул вверх, увидел перекошенное злобой лицо Катьки. Ее ненавидящие глаза…

Парень до самого вечера думал и мечтал о девушке.

Вернувшись с работы в старый дом, он впервые в жизни благодарил милицию за бесцеремонное вторжение в судьбу. Ведь если б не она, не встретил бы Наташку.

Данилка мечтал, как он пригласит ее в гости. Они сядут к столу, будут долго говорить о разных случаях, а он станет смотреть в ее глаза, большие, синие, как небо.

«В гости? Да куда? В такую грязь разве можно?» — схватился за веник. Смел паутину с потолка, из углов. Подбелил печку, помыл два подслеповатых окна, полы. Затопил печь. И только решился подмести во дворе, в двери постучали.

«Наташка!» — екнуло все внутри. Данила пожалел, что не успел нарвать цветов — синих, как ее глаза, васильков. Уж очень кстати были бы они на столе. Пошел встречать гостью, еле сдерживая телячий восторг, хлеставший через край.

На пороге стояла Катька.

Данила оторопел.

— Тебе чего надо? — загородил собою комнаты.

— Ты сам звал. Иль мозги посеял?

— Шутил я, понимаешь? Не ждал тебя вовсе! — признался он честно.

— Не ждал, а я приперлась. И коль так вышло, принимай! — хотела пройти в дом, но хозяин не пускал.

— Некогда мне. Идти надо. Тороплюсь в одно место.

— Это куда же? Едва приехал, а уже дела появились? Уж не к Наташке ли навострил лыжи? — прищурилась она, словно выстрелила глазами в лоб.

— Тебе что за дело? Когда таскалась со всем училищем — не отчитывалась небось никому? Да еще на меня ребят натравила за бумажник. Чуть не размазали из-за тебя! Теперь прикинулась целкой! Да не мне твой треп слушать! Лапшу на уши не повесишь. И знай, бляди в детстве проходят. В жены таких — не берут.

— А я и не набиваюсь! Кто с вором свяжется? Ты ж босяк! Век путем жить не мог. Шибздик вонючий!

— А чего возникла?

— По старой памяти тебя пожалела, думала, с тоски дохнешь.

— По тебе, что ль? — рассмеялся Данила громко.

— Не мылься! Здесь, в деревне, ты никому не нужен. Еще в ноги мне покланяешься много раз, чтобы простила тебя и вернулась. Тут мужиков и парней — тьма. А баб — не хватает. Тебе здесь не за девку, за паршивенькую старушонку башку свернут деревенские! — Катька пошла от дома, ругая себя за доверчивость.

Данила смотрел ей вслед. Качал головой.

«Может, и права баба? Ну кому нужен, кто я против Наташки. Она девушка! Да еще какая чистая! Ну, а я? Она не только смотреть в мою сторону — слышать обо мне не захочет. Узнай всю правду, как чумного обходить станет за десять верст. Может, и впрямь не терзать себя понапрасну, не тешиться пустыми надеждами? Вон Катька первая вякнет про меня. И что было, и чего не было приплетет. Ей поверят», — вздохнул Данила тяжко. Он пытался отвлечь мысли от девушки, находил себе одно дело за другим, но неотступно думал о Наташке. Она стояла перед глазами всюду.

Данила подмел двор, вычистил, выскоблил крыльцо. Сел на завалинку перекурить и вдруг услышал звонкий смех, переливчатую трель гармошки.

Стайка девчат, смеясь звонко, порхнула мимо дома. Следом за ними, окружив гармониста, со свистом и частушками шла целая орава деревенских парней. Они горланили во все горло, пытаясь обратить на себя внимание девчат.

Парни шли гурьбой за девушками на луг — к реке. Данила смотрел им вслед, жгуче завидуя.

«Вот ведь кто-то из них любит Наташку. Может, и она кого-то присмотрела, будет петь и танцевать с ним. А может, и большее… — отдалось в груди болью. — Нет-нет, она не такая! Она прозрачная, светлая, ее не коснулись порок и похоть, ничьи руки не притронулись к ней!» — не соглашалось сердце.

Данила и сам не знал, как оказался у реки, среди деревенских ребят.

— Ты чей? — удивленно оглядели его.

— Здешний, — оглядел крепких рослых парней и добавил: — Элеватор строю. Каменщик.

— А тут чего тебе надо? — те примерялись хмуро.

— Познакомиться хочу с вами! Вместе кантовать придется. Вот и возник.

— Откуда приехал?

— Из Брянска я.

— А че с города сбежал? Иль припекло? У нас, наоборот, все из деревни тикают. Там жизнь. У нас — говно, — попросил закурить мордатый рыжий парень. И, протянув руку, сказал: — Толик. А тебя как звать?

— Данила, — назвался Шик и оглядел девчат, сбившихся возле костерка.

Знать, о тебе нынче отец говорил. Ты с ним вкалываешь. Иннокентий. Сказывал, что знатный каменщик. Только я не поверил. Кто ж с путевых в деревню приедет? Таким и в городе место сыщется. С добра сюда не заявятся. Только те, кто от милиции иль от бабы прячется, — говорил Толик.

— Бабы у меня нет и не было. А ментов — не ссу. Хотя и за кентов не держу. Да и кто лягавого за человека и мужика признает? Таких я не знаю…

— То верно! Но они к нам редко приезжают. Так что если где и обосрался, скоро не сыщут, — рассмеялся второй парень, слушавший разговор.