Забытые союзники во Второй мировой войне

В публикациях советского времени после этого наступала скороговорка: они практически сразу перескакивали на то, как «Микоян» пришёл уже на Чукотку. Между тем, с политической точки зрения (а ей я в этой книге уделяю всё-таки первостепенное значение) самое интересное произошло как раз на отрезке пути после Кипра.

Для того чтобы понять, что же двигало советскими историками, обратимся вновь к истории… «Авроры».

Так что тебе снится, крейсер «Аврора»?

Санкт-Петербург, сегодняшний день. Я — на борту нашего легендарного крейсера «Аврора».

Не буду утомлять читателя рассказом о том, зачем мне потребовалось детально изучить устройство угольного хозяйства этого корабля — это сюжет самостоятельный и к содержанию этой главы имеющий лишь косвенное отношение. Но — имеющий. Именно когда меня водили по «Авроре», я услышал несколько важных уточнений к этой главе. На первый взгляд, это были детали сугубо технического свойства, но именно они позволили мне существенно уточнить для себя понимание и политического процесса, о котором и идёт речь в этой части книги, посвященной Африке.

Водил меня по крейсеру участник его капитального ремонта 1980-х Сергей Овсянников. Он «Аврору» знает досконально — до винтика. Во-первых, Сергей Иванович привёл удивительные цифры. Оказывается, две трети экипажа составляли кочегары: надо было топить-топить-топить. Смена длилась всего полчаса — или столько, сколько уходило времени на то, чтобы белоснежная рубаха, в которой кочегар спускался к топке, превращалась в чёрную. Во-вторых, когда мы поднялись из котельной, Сергей Иванович подсказал мне, где на палубе и даже на бортах искать глазами угольные горловины, которые ведут в угольные бункеры. До этого отвёл меня в сами эти бункеры (между броневым корпусом и внешней обшивкой) и объяснил, как в них была устроена система пожаротушения на случай попадания вражеского снаряда.

Но ещё Сергей Овсянников показал мне одну очень интересную фотографию. Из неё тем более выходит, что, как и все корабли той эпохи, спущенный на воду в 1900 году крейсер «Аврора» был не только пароходом (по способу работы силовой установки), но и углевозом. На фото видно, что во время дальнего похода углём были завалены не только бункеры, но и палуба.

Один из самых знаменитых (печально знаменитых) дальних походов «Авроры» — в составе Тихоокеанской эскадры адмирала Рождественского. На пике русско-японской войны она вышла из Балтийского моря в сторону Дальнего Востока и практически полностью погибла в битве при Цусиме.

Палуба крейсера «Аврора», заваленная углём. Поход — действительно дальний. Обратите внимание на колониальный шлем одного из тех, кто запечатлён на этом фото

Собственно, уникальность «Авроры» — не только в том, что в октябре 1917 года она дала знаменитый сигнальный выстрел (с которого и началась большевистская эпоха). Уникальность этого крейсера — ив том, что до этого «Аврора» стала одним из немногих кораблей, переживших Цусиму.

— Сергей Иванович, а каким углём топили «Аврору»? — спросил я у моего провожатого.

— В самом первом походе — углём из Кардиффа, из Уэльса, из Британии, — без запинки ответил Сергей Иванович. Он, повторю, знает об «Авроре» буквально всё.

— И при переходе в составе эскадры Рождественского?

— Нет, тогда никакого британского угля не могло быть по определению.

К сожалению, в данном вопросе ответ Сергея Ивановича абсолютно точен: и с технической, и с исторической точек зрения. В отличие от Второй мировой, по ходу русско-японской войны Британская империя была для России почти врагом. Формально говоря, она сохраняла нейтралитет. Но то был нейтралитет враждебный[215].

Как следствие, эскадра Рождественского не могла пополнять запасы угля в портах и самой Англии, и всей Британской империи. А за отсутствием собственных угольных станций, в том походе углём русские корабли были вынуждены полагаться на добрую волю немцев и особенно — французов[216].

Ах, да: забыл сказать. Крейсер «Аврора» — это ведь филиал Центрального военно-морского музея России. А есть — и «центральный офис».

До Биржи

Всё тот же Санкт-Петербург, стрелка Васильевского острова, лето 2011 года. Тогда я стал, наверное, одним из последних, кого завели в хранилища «центрального офиса» Центрального военно-морского музея. Было это ещё в старом здании — в Бирже.

Вдоль коридоров — могучие громады тиковых шкафов, сработанных ещё до революции и хранящих подлинные сокровища. Моё сознание особенно поразила подлинная подзорная труба-телескоп, в которую Беллинсгаузен рассматривал Антарктиду. Особая гордость музея — удивительная коллекция макетов кораблей: из черепахового панциря и из слоновой кости, из жестяных банок и из вроде как обычного дуба — но зато из той самой рощи, которая пошла на смоделированный из дуба 88-пушечный «хит» своего времени, каковым был корабль «Святой Андрей».