Например, столичная газета «Эль Пайс» описала его как «верховного руководителя разветвленного нацистского движения всей Южной Америки». Но газета «Ла Трибуна Салтенья» в городе Сальто, где Фурман жил и где, соответственно, его знали много лучше, отозвалась о нём как о «шарлатане»{94}
.На последовавшем судебном процессе и адвокат Фурмана настаивал на том, что обнаруженные у него бумаги были никаким не планом, а фантазиями.
В пользу этой версии свидетельствуют, минимум, два обстоятельства. Во-первых, план по захвату страны был нацарапан карандашом на оборотной стороне неких формуляров. Во-вторых, в скором времени тон сменила и газета «Эль Пайс», которая поначалу была уверена в серьёзности всего происходящего. Теперь же она писала так:
«Плохо продуманной выглядела в том числе разведывательная деятельность. Например, в одном из документов говорилось о необходимости заручиться поддержкой прессы, но тут же добавлено, что с газетами „Эль Паис“, „Эль Плата“ и „Эль Диа“ ничего не получится, так как там одни евреи».
Ну, и главное подозрительное обстоятельство, которое заставляет думать, что эту «страшилку» не немцы задумали, а придумали американцы. Дело в том, что самые первые публикации о «Плане Фурмана» совпали с приездом в Монтевидео военной делегации как раз из США[97]
.Сверхзадачей американцев было открыть в Уругвае базу своей морской авиации. Это позволило бы США следить не только за немцами, но и за аргентинцами.
Примета ещё довоенных особых отношений Уругвая с Соединёнными Штатами — эвкалиптовый лес, названный «Парком имени Рузвельта». Этот лес проезжает любой, кто едет в Монтевидео из аэропорта.
Имя Рузвельта уругвайцы присвоили парку в день его смерти, но в ознаменование его довоенного (1936 года) визита. Замечу, что отнюдь не всякая латиноамериканская страна добивалась тогда такого прямого диалога с самими-то США.
В этой связи характерно, кого и в какой последовательности принимали в МИД Уругвая на пике интриги вокруг пребывания в Монтевидео «Графа Шпее» в 1939 году. Сошлюсь ещё раз на, повторю, главную тогда для всего региона аргентинскую газету «Ла Насьон». Из неё следует, что, например, 15 декабря 1939 года министр иностранных дел Уругвая д-р Гуани, конечно же, принял и посла Рейха герра Отто Ленгманна, и британского посланника мистера Юджина Миллинг-тона-Дрейка. Но до немца и англичанина в кабинет д-ра Гуани попал американец — посол США в Уругвае Эдвин Уилсон{95}
.И дело не только в универсальной солидарности стран западного полушария. Монтевидео — действительно место необычное. Конкретно Уругвай был очень нужен Америке и как противовес строптивой тогда Аргентине. Но и Уругвай добивался особых отношений с Америкой того ради, чтобы выскользнуть из-под слишком пристальной опеки не только Британии, но и всё той же Аргентины. Недаром главком аргентинских ВМС адмирал Скассо называл Уругвай «непослушным ребенком»{96}
.Как видно, в этой главе я из раза в раз ссылаюсь на, наверное, самую подробную публикацию, касающуюся той интриги, что уже в 1940 году завязалась в треугольнике Уругвай-Аргентина-США: „1940, un ano en revision. La Argentina у la repurcusion regional de la Segunda Guerra Mundial“, to есть «Обзор 1940 года. Аргентина и региональный контекст Второй мировой войны». Теперь приведу большую цитату:
«[Главком ВМС Аргентины] Скассо подозревал, что американцы хотят установить над Уругваем своего рода протекторат. Учреждение там [американских] баз означало бы присутствие [на Ла-Плате] одной из самых мощных держав мира. А это превращало бы Восточную республику в арбитра и сводило бы к нулю выигрышную отдалённость, которая позволяла Аргентине быть свободной от [американского] политического и экономического проникновения»{97}
.В итоге, в отношениях с соседями-аргентинцами Уругвай пошёл на попятную: база в Лагуне-дель-Саусе рядом с мысом Пунте-дель-Эсте, база, которую так хотели обустроить в Уругвае США, была обустроена, но как база сугубо уругвайская.