Читаем Забытые тексты, забытые имена. Выпуск 2. Литераторы – адресаты пушкинских эпиграмм полностью

Несмотря на то, что Пушкин определил элегию как основной мотив своего творчества, он оставил нам огромное наследие из метких, остроумных эпиграмм и любопытных сатирических стихотворений. В них Пушкин обличал не только отдельных персонажей той, уже далёкой от нас, эпохи, но и красочно свидетельствовал о ней, выказывая присущие времени социальные пороки и бытующую тогда ханжескую мораль. Нам хорошо известна исключительная отзывчивость Александра Сергеевича на любое обращённое к нему доброе слово, об этом много написано и исследователями его творчества, и современниками. Но хорошо известно и иное. Современники неоднократно указывали на его злую память, всегда готовую «мечом сатиры» отомстить обидчику. Его «невероятная чувствительность» и нежелание оставлять без ответа всякий выпад по отношению к себе, способствовали созданию ярких вербальных карикатур, которые до сих пор сохраняют в себе убедительность и жизненную силу. Косность, глупость, невежество, спесь и самолюбование необычайно раздражали великого поэта. Вот что записал в своём дневнике один из его современников, князь Пётр Долгоруков: «Охота взяла Смирнова спорить с ним (с Пушкиным), и чем более он опровергал его, тем более Пушкин разгорался, бесился и выходил из терпения. Наконец, полетели ругательства на все сословия. Штатские чиновники – подлецы и воры, генералы – скоты большею частью… На дворян русских особенно нападал Пушкин. Их надобно всех повесить, а если б это было, то он с удовольствием затягивал бы петли». Петра Долгорукова долгое время считали автором порочащего поэта пасквиля, но приведённая дневниковая запись вряд ли содержит неправду: слишком легко поверить словам князя, хорошо зная стихи Пушкина и факты его биографии.

Нетерпимость к низменной сути своих не-симпатизантов и беспощадность пушкинской иронии сделали из эпиграммы не только мощное оружие против тех, кого не достигал меч закона, но и выводили эпиграмму в ведущие жанры русской литературы.

Отметим, что же нового привнёс с собой Пушкин в этот жанр, если сравнивать его произведения с подобными опусами у предшественников: Хераскова, Капниста, Державина или упомянутых уже Тредиаковского и Ломоносова.

В первую очередь, это композиционная новизна его коротких сатирических текстов. Это и меткие неологизмы, ясно читаемые, эмоционально и психологически окрашенные. Это и шутливая каламбурность, строго подвёрстанная под современный поэту литературный и исторический контекст. Всегда бывает интересно, каким образом поэт решает проблему преодоления дистанции времени, исключения всего случайного, минутного, и каким художественным приёмом определяет, где начинается главное, закономерное, без чего не может состояться ни одна литературная форма. Пушкина выгодно отличает умение дать предельно краткую и выразительную характеристику своего героя, в двух-трёх словах отобразить пошлость, глупость или душевную пустоту персонажа, создавая при этом такой эмоциональный настрой, который неизбежно склоняет читателя к сопереживанию поэту. Подкупает и доверительная непосредственность пушкинского высказывания, рождая в воображении личные, субъективные ассоциации, окрашенные опытом собственных впечатлений. Его эпиграммы обладают способностью долгое время держаться в памяти, когда образы, проникая в сознание и дополняясь подробностями личного характера, обретают иллюзорность и оттеняются такими смыслами, которые делают из читателя заинтересованного соучастника происходящих с поэтом событий. Пушкину невозможно не сочувствовать, нельзя не признавать его художественной и нравственной правоты. На фоне комичности и нелепости пушкинских протагонистов, особенно выделяется интеллектуальное превосходство поэта и изощрённость его ума.

Недаром Император Николай Первый после встречи с Пушкиным заявлял, что он беседовал с самым умным человеком в России.

Нередко в эпиграмме Пушкин использует смысловой сдвиг, сочетание несочетаемого, создаёт трагикомическую сюжетную историю, в которую веришь тем более охотно, чем меньше она соотносится со здравым смыслом. Грубости и вульгаризмы также можно считать его излюбленным художественным приёмом: никогда не культивируя непристойности, они возникают в его тексте совершенно сознательно и к месту, не вызывая той реакции отторжения, которую создают такие выражения в обычной разговорной речи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Литература как жизнь. Том I
Литература как жизнь. Том I

Дмитрий Михайлович Урнов (род. в 1936 г., Москва), литератор, выпускник Московского Университета, доктор филологических наук, профессор.«До чего же летуча атмосфера того или иного времени и как трудно удержать в памяти характер эпохи, восстанавливая, а не придумывая пережитое» – таков мотив двухтомных воспоминаний протяжённостью с конца 1930-х до 2020-х годов нашего времени. Автор, биограф писателей и хроникер своего увлечения конным спортом, известен книгой о Даниеле Дефо в серии ЖЗЛ, повестью о Томасе Пейне в серии «Пламенные революционеры» и такими популярными очерковыми книгами, как «По словам лошади» и на «На благо лошадей».Первый том воспоминаний содержит «послужной список», включающий обучение в Московском Государственном Университете им. М. В. Ломоносова, сотрудничество в Институте мировой литературы им. А. М. Горького, участие в деятельности Союза советских писателей, заведование кафедрой литературы в Московском Государственном Институте международных отношений и профессуру в Америке.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Дмитрий Михайлович Урнов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия