Забытый берег

— Поясняю, — тихо сказал Зенков. — Есть материалы дела девяносто второго — девяносто третьего годов. Есть копия отчёта Богданова. Есть собственноручная приписка Виноградова, пропавшего без вести в результате вашей экспедиции, есть участник экспедиции Аксёнов. По вновь открывшимся обстоятельствам возобновляется следствие. Проводятся следственные действия, допросы, эксперименты, направленные на выяснение простого вопроса: где Виноградов? Будет огласка. Возможно, получите срок. Но главное даже не срок, а то, кем вы тогда станете. Во что превратитесь. И как будете жить. Сумеете ли? Вы готовы встретиться?

— Да.

— В понедельник, в двенадцать часов у платформы Вешняки, на выходе из подземного перехода. Со стороны церкви.

— Да.

— Мы медленно пойдём в Кусковский парк и там всё обговорим.

На минуту замолчав, Зенков вдруг добавил:

— Нельзя от совести прятаться, Вячеслав Петрович, наоборот — необходимо идти ей навстречу, думать о ней, мучиться, искать совести, потому что все человеческие решения диктуются совестью. И решения эти верны, вот в чём дело!

— Что-что?..

— До встречи.

И Зенков исчез.

Я ошеломленно вышел на балкон, где полчаса назад курил сигарету и пытался найти логичное объяснение происходящему. А теперь всё, о чём я думал, может выплыть наружу, и тогда… Как он прав, должно быть, насчёт совести… Но я пока чувствовал только страх.

Вернувшись в кабинет, я включил ноутбук, чтобы прояснить детали.

Действительно, по соответствующей статье Уголовно-процессуального кодекса возможно возобновление дела по вновь открывшимся обстоятельствам. Эти обстоятельства и откроет Зенков. И что? Будет следствие и суд. Срок давности в современном законодательстве за преступление — пятнадцать лет. Это если суд сочтёт возможным. А если не сочтёт? Тут не в суде, конечно, дело, а в том, что суд скажет про тогдашние события! И он скажет громко, открыто. Я о них уже забыл, но все узнают! Все будут знать про меня всё, в том числе и то, что я сотворил в июле тысяча девятьсот девяносто второго года. Пусть не один, да, но сотворил. Есть ли оправдания? Есть, но они никому не нужны. Ведь сотворил? И действительно, кем я тогда стану? И навсегда!

Не хочу! А как быть?

Продержаться для начала до завтра. Сегодня ни Ирина, ни Оленька не должны ни о чём догадаться! Я весел, влюблён в свою жену, люблю свою дочь, они отправляются в путешествие, а я заботлив и даже занудлив, но это правильно, потому что от любви. Это всё правда, и это моё спасение на сегодня!

Вот уже завтра меня от памяти ничто не спасёт! А чтобы всё вспомнить, придётся самому отправиться в путешествие. Туда, в забытые времена. Я буду пить — да, это будет пьяное путешествие. Именно пьяное, потому что трезвый я не выдержу: два дня впереди.

Или сойду с ума.

5

…Всё получилось так, как и было задумано. Я собрал и проводил Ирину с Оленькой до метро. Вчерашний морозец ушёл, близилась оттепель, пахло влажным снегом. Ирина что-то чувствовала, но я поводов не давал, держался бодро и нарочито завидовал.

Тупое довольство явилось, и я неспешно закупил в магазине продукты, которые посчитал к коньяку подходящими: сосиски, макароны, лимон, сыр, масло. Хлеб. Пару пачек печенья. Ломоть ветчины. Приготовил и к понедельнику всё: одежда, сумка, нужные бумаги для визита в лабораторию.

Вернувшись, я не стал сразу пить, а погулял с Ренатой. Мне нравилось готовиться, поэтому, вернувшись, я подмёл в квартире полы и сделал влажную уборку. Пока я это делал, сварились сосиски и большая кастрюля макарон.

Ещё позвонил вдруг Попов, пожаловался на то, что тонет в бумагах. Я велел ему идти с женой кататься на лыжах. Или просто подышать воздухом. Или ехать в Абрамцево.

Пить я решил в кабинете. Там висели плотные шторы — чтобы не замечать времени суток. В тумбочке выстроились бутылки с коньяком — коллекция подарков. Имелась рюмка стеклянная, на тридцать граммов, с золотым ободком по краю.

Я приготовил закуску на тарелочках — ветчину и сыр. На одно маленькое блюдечко насыпал сахарный песок, на другом уложил тонко порезанный лимон. Нарезал хлеб. Всё это расположил на письменном столе, постелив предварительно разовую скатерть в виде нескольких слоёв старых газет. Пахло приятно. Кастрюли с макаронами и сосисками стояли на полу. Подождал, когда наконец Ирина позвонит и доложит, что всё в порядке, из Москвы выехали, автобус хороший, стёкла прозрачные, публика приличная, экскурсовод — приятная дама, а Оленька передаёт привет.

Вот тогда, пожелав им счастливого пути, удачи, хорошей погоды, я и начал пить!