Забытый берег

— Не приставай ко мне! Я пить хочу! Зачем ты кричал? Я устала. Где здесь туалет? У меня голова болит! Дай мне сигарету!

— Доброе утро, Лида! — сказал я.

— Доброе утро! — Лида расцвела и, взмахнув полотенцем, отправилась к проливу.

Её крупное тело в купальнике с округлостями, освещенными утренним солнцем, с непринуждённой грацией удалялось к реке.

— Ты кричал? — спросил я Харламова.

— Я. Там Бабкин приплыл. Он часа через два придёт. Сейчас на горы полез.

— Я сплаваю за водой к ручью, а ты готовь костёр. Умеешь разжигать костёр?

— Что? Да я пять лещей вытянул, пока вы дрыхли!

— Так, может, ты и на открытие успел?

— Какое открытие?

— Пивной бочки!

Выплывая затем из пролива на акваторию коридора, я увидел Лиду. Она плыла на спине в сторону Покровских островов. Мелко молотя по воде полными ногами и более не двигая ничем, она походила на ленивую торпеду.

Вернувшись на остров, я проверил донки.

«Милые, добрые ребята и девица-красавица: пусть они радуются жизни, — думал я. — Но не здесь! Пусть они отправятся в путь! В Казань, Ульяновск, в Сызрань! А мы наконец возьмём клад!»

Оставив два удилища с совместной «бородой» на берегу пролива, я перенёс остальные донки на Волгу. Харламов лично отрезал мне наживку, я насторожил донки и собирался за Бабкиным, но он приплыл сам.

В воложке десять метров глубины, вода холодная, а он не побоялся!

На его пышной, наполовину седой голове клочьями торчали быстро сохнущие кудри. Борода высыхала прямо на глазах, время от времени то одна, то другая прядь начинала топорщиться. Плавки на нём оказались чёрными, и в целом Бабкин выглядел как персонаж чёрно-белого кино.

— Здравствуйте, товарищи, да? — сказал Бабкин, поднимая руки вверх. — Я Борис Бабкин. Здесь Харламов?

Как будто ждали явления Бабкина — оказались все в сборе, у палаток. Даже Павел выбрался на свет и сидел на любимом бревне. Бабкин со всеми уважительно поздоровался, Лиде поцеловал руку, намочив её бородой, приговаривал:

— Здорово! Красота, понимаешь, в чём дело! — И тут же продолжил: — Пока не забыл, дайте мне лодку, понимаешь, там, у ручья, вещи мои остались, утащит кто-нибудь… В общем, где она, мужики, а?

В котелке грелась вода для ухи, пригревало солнце, мимо острова вверх шёл сухогруз «Окский», где-то на ухвостье кричали чайки. Что делал «Окский» на Волге? Какой у него номер? А я и не обратил внимания, потому что думал о том, когда и как гости начнут разгул.

Переправившись с вещами, Бабкин потребовал экскурсии по острову, и Виктор его повёл. Тогда я тихо забрался в ивовые кусты на волжском берегу и лёг. Я ничего не мог с собой поделать — я сам себя так настроил, в этом Бабкин был не виноват, мне нужно было полежать.

И я тихо залёг в ивовых кустах на волжском берегу, лежал на животе, правым боком к Волге, подложив руки под голову, и смотрел на реку. Так я и задремал, хотя и неудобно получалось: у нас гости, уха, а хозяин спит в кустах. Очнулся я бодрый и удивлённый — с какой стати лежу?

Уха стояла в котелке возле костра. Куски рыбы, чтобы не разварились, кто-то умный догадался выложить в миску и прикрыть марлей от солнца и мух. Сбор был полный, кроме Харламова. Он искал меня. И Лида стояла возле палатки в синем платье — нарядилась к ухе.

— Какие у тебя, понимаешь, Лида, интересные оборочки! — удивился Бабкин и стал пристально разглядывать платье Лиды.

— Я сама делала! — похвасталась Лида и выпятила грудь.

Бабкин подошёл, пальцами стал ощупывать оборки.

— Чувствуется рука мастерицы, понимаешь.

— Но-но! Ты разглядывай, а рукам-то воли не давай! — вдруг возмутилась Лида. — Нахал!

— Ну что вы, Лидия Владимировна, в общем, я же с самыми приятными чувствами, конечно! — проворковал Бабкин.

Лида отстранилась, хлопнула его по руке. Улыбаясь, Бабкин вздохнул. Харламов уже спешил со стороны ухвостья, мускулистый, волосатый.

— Бабкин! Руки вверх!

Бабкин повернулся, помедлив, приподнял руки, спросил:

— А что тебе, в общем? В чём проблема?

С ходу прогнувшись, Харламов обхватил Бабкина за ноги, без труда взвалил на плечо и понёс к Волге. Но не к берегу, а к приверху. Это была отличная мысль: высота обрыва там метра два, а на берег из воды выходить — так надо плыть к Волге или проливу.

— Не дури! — возмущался Бабкин. — Харламов, не дури, понимаешь! Куда ты меня несёшь? В чём дело?

— И вот уж жребий брошен, — кричал Харламов, — и на душе легко! На дно к царю морскому идёт наш гость Садко!

На краю обрыва он остановился и бросил Бабкина вниз. Через мгновение оттуда взметнулись редкие, искрящиеся на солнце брызги.

Лида хохотала!

— Ты что смеёшься? — спросил, подходя, Харламов.

Смеялась она открыто, заразительно, и мы с Виктором смеялись в ответ, и суровый Павел просиял лицом.

— Валера! — сказала Лида. — Ты настоящий кавалер! Я тоже хочу с обрыва, как Бабкин! С тобой вместе!

— Дуся, прелесть моя, платье намокнет.

— Высохнет! — Она, подходя к Харламову, сбросила с ног шлёпанцы.

Харламов вздохнул, шагнул навстречу, подхватил её на руки и широко зашагал к приверху. Лида радостно махала нам рукой. Харламов дошёл до обрыва и, как подрубленный дуб, упал вниз. Вновь засияли водяные брызги.