Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран

Как и повсюду в Европе, где данные процессы происходили в неодинаковом темпе, возникла необходимость чистки органов управления, устранения из них наиболее скомпрометировавших себя чиновников. Элиаде зафиксировал в своем дневнике, что 22 сентября его ознакомили с поступившим по телеграфу циркуляром от 9 сентября, которым предписывался отзыв в Румынию сотрудников Службы печати и пропаганды в полном составе. Как значилось в циркуляре, это подразделение подлежало «реорганизации». Документ непосредственно относился к Элиаде. Он воспринимал происходившее тяжело. Как свидетельствует запись от 7 ноября, его охватило беспокойство по поводу возникшей неопределенности: «Они сохранят мне жалованье? Или сразу объявят меня «фашистом» и отберут его?» Об отставке с занимаемого поста и об окончательном увольнении из Министерства иностранных дел ему было объявлено 14 ноября. Он выражал непонимание и возмущение. «Но почему? Меня назначал не Антонеску, а демократическое правительство короля Кароля!» Это правительство, созданное в апреле 1940 г., совершенно не было демократическим; кроме того, историку явно недоставало аргументов в свою пользу, не говоря уже о том, что в его памяти обозначились очевидные провалы...

Во всяком случае, сложившиеся обстоятельства стимулировали его заняться научным трудом в начале 1944 г. «Трактат по истории религий» был издан в Париже (изд-во Пайо) в 1949 г. с предисловием Жоржа Дюмезиля. В том же году и также в Париже (изд-во Галлимар) увидел свет «Миф о вечном возвращении», начатый в 1945 г. в Португалии. Две одновременных публикации у известных издателей, с предисловием известного специалиста — сочетание этих факторов немало способствовало приобретению Элиаде международной известности.

ЭНДШПИЛЬ: «ПРОНИКНУТЬ В ЕВРОПЕЙСКИЙ НАУЧНЫЙ МИР» В КАЧЕСТВЕ «ТРОЯНСКОГО КОНЯ»

К разработке данной стратегии Элиаде приступил еще в ноябре 1943 г. 25 ноября он уже объявил о предварительных действиях в этом направлении, причем использовал терминологию, присущую начальнику генштаба. «Я принял решение расширить «проникновение в глубину» Европы и предпринять для этого больше усилий, чем относительно «Йоги» и «Залмоксиса»... Я завершил мой румынский период; это рискованно, но должно принести значительные результаты». В течение последних месяцев, проведенных в Португалии, — Элиаде покинул ее только в сентябре 1945 г. — высказанная им решимость только возрастала. 2 февраля 1944 г., в качестве резюме к длительным рассуждениям об опыте португальских марранов — крещеных евреев, продолжавших в XVI—XVII веках втайне исповедовать прежнюю веру (оценим всю прелесть аналогии!), историк поверял своему дневнику: он собирается действовать в научном мире «как троянский конь». Тогда же он сформулировал и цель своей деятельности: «Дать научное обоснование метафизическому значению архаической жизни». Год спустя, 4 января 1945 г., воинствующий румынский ультранационалист, чьи амбиции характеризовались теперь уже планетарным масштабом, определял свою миссию «в рамках культуры XX века» как «повторное открытие и возвращение к жизни досократовского мира». Здесь явно ощущалось влияние Хайдеггера — труды этого философа, равно как Кьеркегора и Дильтея, Элиаде в это тяжелое для него время читал и неоднократно перечитывал.

«Приспособиться к истории», как называл это историк в июне 1944 г., и поменять веру? Об этом историк действительно размышлял с середины 1943 г., раздумывая одновременно о проникновении в западные высшие учебные заведения. Но в то время он еще не чувствовал себя готовым к осуществлению подобного «большого скачка». «В Америке я бы приобрел известность, аудиторию и порядочное количество денег за 3—4 дня», воображал он тогда с апломбом, где неизвестно, чего было больше — наивности или зазнайства. Однако, как ему представлялось, ему не хватало сил, чтобы обеспечить себя необходимым для такого завоевания запасом цинизма. «Мне потребовалось бы быть достаточно бездушным, чтобы отказаться от румынизма в пользу иной культуры. Нет, такого я не могу сделать! Без моей нации ничто в истории мне не кажется важным», — спохватывался он. Однако времена изменились — и освобожденный от должности историк затаил в своем сердце злобу. Особенно острую неприязнь он испытывает к министерству иностранных дел, которое, по его мнению, всегда относилось к нему плохо. 14 января 1945 г. он выкладывает свое отвращение по поводу подобной неблагодарности: «В 37 лет остаться бедным, во всех отношениях маргинализованным и даже никогда не иметь права хотя бы на краткий миг славы!»