Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран

Живя во Франции, Чоран, Элиаде и Ионеско в первые послевоенные годы в определенном смысле словно бы продолжают жить в Румынии. Конечно, они общаются с парижскими интеллектуалами, посещают парижские книжные магазины и кафе; но их круг общения в значительной мере состоит из румынских эмигрантов. В то время и в самом деле на бульваре Сен-Мишель довольно часто слышится румынская речь. В то время их сближает по крайней мере одно обстоятельство: бедность. Чоран, который в феврале 1946 г. пишет своим родителям, что не знает, сколько еще времени он рассчитывает оставаться во Франции, — существует от стипендии до стипендии[796]. В 1948 г. он даже берется за какую-то техническую работу для одного издательства. Он живет в гостинице Мажори (дом 20 по улице Месье ле Прэнс) и принимает помощь от нескольких более удачливых друзей, за что его просят оживлять застольные беседы у них на приемах. Он довольно ярко описывает ситуацию в письме к Женни Актерян 2 декабря 1946 г.: «Вы меня спрашиваете, что я делаю? Понятия не имею. Думаю, что я не делаю ничего. Я живу в мансарде, питаюсь в университетской столовой, профессии у меня нет, и, естественно, я ничего и не зарабатываю»[797].

Как и Элиаде и Ионеско, Чоран часто задерживается допоздна в университетском Обществе взаимопомощи, чтобы получить стакан молока, который там выдается студентам бесплатно. Он обивает пороги различных благотворительных организаций, которые получают из США поношенную одежду и пропахшие нафталином плитки шоколада[798]. У Элиаде есть средства, чтобы продержаться несколько месяцев, но устроился он не лучше. Покинув отель «Будущее», он поселился сперва у некоей русской дамы, а затем в 1947 г. переехал в отель «Швеция» на улице Вано. Он существует на авансы, которые ему выплачивают издательства «Галлимар» и «Пайо», порой пишет литературные рецензии, обедает в жалких ресторанчиках, а вечером довольствуется порой одним чаем. Призрак нищеты отступает лишь к концу 1948 г. — он получает временную работу в ЮНЕСКО, а затем — американскую стипендию. Ионеско живет лучше: у него есть двухкомнатная квартира рядом с заставой Сен-Клу, где даже имеется «настоящий столовый стол», как с завистью отмечает Мирча Элиаде[799]. Сам он в своих гостиницах вынужден довольствоваться расшатанными маленькими столиками и, словно ионесковский «Человек с багажом», постоянно перетаскивает свои материалы и рукописи с одного места на другое в большом дорожном сундуке. Еще 10 лет во всех его странствиях за ним будет следовать этот сундук, такой же тяжелый и неудобный, как его политическое прошлое. В июле 1957 г. в Асконе (Швейцария) Элиаде, пытаясь найти в нем текст выступления, который он должен произнести на очередной встрече Кружка Эраноса, произносит следующее: «Я так часто становился на коленях перед этим сундуком, в поисках нужных мне книг и тетрадей... Я осознаю, что превратился в кочевника, в странствующего школяра (в тексте по-английски — wandering scholar). У меня нигде нет ни квартиры, ни даже собственной комнаты. Живу по воле случая, у тех, кто меня приглашает»[800]. Ионеско так же беден, как и двое других, но к тому же обременен семьей, которую должен содержать. Его мечта — получить место заведующего хранением и выдачей материалов у Риполена. А пока это место недоступно, он работает на одну фирму — запечатывает ее проспекты в конверты и надписывает на них адреса. «Я уже тогда жил своим пером», — с юмором рассказывал он в «Дневнике в клочьях»[801].

Двусмысленности антикоммунизма