Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран

Разумеется, мы не собираемся полностью отрицать подлинность духовной эволюции румынского эссеиста, о которой он именно в это время рассказывает в письме к брату Аурелу, объясняя, что он теперь совсем другой человек и что факт написания «Преображения Румынии» представляется ему теперь «прямо-таки комическим». Кроме того, Чоран сообщает брату: участие во всякой временной политической деятельности — «напрасный труд и потерянное время»; как он считает, ему удалось наконец «исправить немало ошибок и отказаться от иллюзорных надежд»[837]. Тем не менее это письмо вполне показательно в том отношении, что не содержит никаких указаний на осознание его автором хоть какой-либо ответственности, пусть даже самое робкое и поверхностное. Да, он возвращается к прошлому, от которого отныне отказывается; но этот возврат двусмыслен: о его «комическом, бесполезном, иллюзорном» аспектах упоминается гораздо больше, чем о возможном искуплении вины. Здесь нет ничего, что хоть как-то походило бы на самоанализ, на осознание последствий, к которым привело его прежнее мировоззрение.

Другие его письма к родителям показывают, что среди испытываемых им по отношению к прошлому чувств преобладало раздражение. «Некоторые здесь пытаются использовать мое имя в разных более-менее политических интригах, — писал он им в 1948 г. — Но я пресек подобные поползновения. Я не собираюсь становиться чужим орудием. Я отказался от всякой политической деятельности; убежден, что все... неприятности в нашей жизни проистекают от принадлежности к той или иной группе». Это не первый намек Чорана на какие-то интриги. Речь о них идет с конца 1944 г.: в октябре в послании к Дюпрону он пишет о «сюрпризах», приготовленных для него некоторыми соотечественниками; вскользь упоминается о них и в письме к П. Комарнеску от 1947 г. Что же имеется в виду? Вполне возможно, что означенные «неприятности» имеют какое-то отношение к парижским контактам Чорана с бежавшими в Париж легионерами. По сообщению Фауста Брадеско, он поддерживал такие контакты и до войны, и во время оккупации. Однако эмигрант Брадеско — в прошлом активный участник Железной гвардии; в 1974 г. он совместно с Александром Роннеттом (лечащим врачом Элиаде в Чикаго) даже создаст впечатляющую апологию Легионерского движения[838]. Поэтому к его свидетельствам следует относиться с большой осторожностью. Вспоминая в 1973 г. о деятельности «легионерского гарнизона» в оккупированном Париже, Брадеско отмечает, что дискуссии легионеров «направлялись неким Эмилом Чораном, обладавшим большим интеллектом и блестяще излагавшим свои мысли»[839]. Более того. В соответствии с рассказом Брадеско, к которому, повторяем, надо относиться осторожно, перу Чорана якобы принадлежит «письмо-предисловие» к эссе Поля Гиро «Кодряну и Железная гвардия» (Париж, 1940), повторно опубликованному Морисом Бардешем в «Неизвестных вариантах фашизма» (Les fascismes inconnus) в 1969 г. В упомянутом предисловии, датированном 30 ноября 1940 г. и озаглавленном «Парижские легионеры», осуждается «столь же тонкая, сколь и недоброжелательная пропаганда» касательно деятельности Легионерского движения. Его написание якобы могло быть поручено только тому, кто обладал необходимыми для выполнения подобной задачи «талантом, авторитетом и способностями» — Эмилу Чорану[840]. Эта информация не поддается проверке по сегодняшний день. Как бы там ни было, не исключено, что представители этого самого «гарнизона», раздраженные молчанием Чорана, доставили себе удовольствие, распространив после войны эту достоверную или ложную информацию в некоторых парижских кругах.

Терпеливое завоевание новых сетей