Забытый грех

– Ладно, не буду больше вас разыгрывать. Мне просто очень хотелось именно от вас это услышать, потому что недавно у меня возник спор с одним коренным москвичом. Собственно, сейчас я озвучил его точку зрения почти слово в слово. Сам же я придерживался вашей версии.

Александра с негодованием посмотрела на него:

– Вы что, меня экзаменовали?!

– Я был уверен, что вы сдадите экзамен, – торопливо заверил он, но, наткнувшись на ее острый взгляд, уточнил: – Ладно, признаюсь, интересно было проверить.

– Ах, вот как! Ну вы и жук.

– Вы простите меня? Вот знаете, в который раз убеждаюсь: ничего не бывает зря. Не заведи я этот разговор, и вы бы не произнесли слова «мистификация».

– И что с того?

– А то, что я вдруг подумал: а не являются ли слова на латыни, которые убийца оставлял как визитную карточку своих злодеяний, мистификацией? Может быть, это сделано намеренно, только для того, чтобы запутать следствие?

– Вы о чем? – Александра вопросительно посмотрела на него.

– Понимаете, мне все время не дает покоя странная нелогичность в совершении убийств преступником. Первая жертва была убита из арбалета, и на стреле выжжено слово «аvaritia», что означает «алчность». Убитый был игроком, думаю, к нему этот смертный грех имеет самое прямое отношение. Но в списке семи смертных грехов он идет далеко не первым! Вот смотрите, я себе выписал.

Он достал блокнот, зашелестел листками, а Александра тем временем придвинулась к нему поближе. Наконец Лямзин нашел нужную запись и провел по ней ногтем:

– В Книге Притчей говорится, что Господь ненавидит семь вещей. Это: гордый взгляд; лживый язык; руки, проливающие кровь; сердце, кующее злые замыслы; ноги, быстро бегущие к злодейству; лжесвидетель, говорящий клевету; сеющий раздор между братьями. Список грехов в течение времени то и дело менялся, правда не кардинально, а только в деталях. Например, папа Григорий Великий свел отчаяние к унынию, тщеславие к гордыне, добавил похоть и зависть, убрав блуд. Хотя, если честно, я толком не понял, чем существенным отличается похоть от блуда.

– Думаю, все-таки блуд может быть без похоти. Это когда изменяют, но искренне влюбившись. А вот похоти без блуда – не бывает. Наверное, так.

– Вероятно. Так вот, уже Данте Алигьери в своей «Божественной комедии» использует тот список грехов, который мне кажется наиболее известным. Это:

1) luxuria (похоть);

2) gula (обжорство);

3) avaritia (алчность);

4) acedia (уныние);

5) ira (гнев);

6) invidia (зависть);

7) superbia (гордыня)

Но первый убитый, как я уже говорил, был помечен грехом алчности. Почему? Если преступник убивает тех, кто виновен в каком-либо смертном грехе, то почему не начал с первого?

– Я не поняла, а с чего вы взяли, что есть список, по которому убивают?

– Да потому что вслед за первым трупом последовал второй! На сей раз в вину убитому была поставлена похоть. Но похоть как раз в списке идет первым грехом. Правда, есть и другие перечни прегрешений, немного меняющие тот порядок, который использовал Данте, но и там никогда и нигде алчность не выходила на первое место.

– Так, – Александра потрясла головой, – что-то у меня мозги совсем отказывают. Но, может быть, это все-таки разные убийства? Я хотела сказать – преступники. Ведь способы убийства-то разные.

Лямзин поморщился, как от зубной боли.

– Да я животом чувствую, что нет. Один человек это делал. Вот представьте двух разных людей, которые с небольшим разрывом во времени убивают и оставляют на месте преступления знак: слово, написанное на латыни. И в обоих случаях это не просто какая-то абстрактная латынь, слово, взятое с потолка, а один из семи смертных грехов. Совпадение? Может быть. Но мне в такие совпадения слабо верится.

– И что все это в итоге значит?

– А то, что либо нас кто-то тонко мистифицирует, заставляя поверить в игру в семь смертных грехов, либо мой список неверный и нужно брать другой, например тот, где на первом месте стоит обжорство. Но тогда получается, что первый труп уже был, и нам только нужно дождаться его обнаружения.

– Странно все это, – пробормотала Александра и через соломинку потянула коктейль. – А может, все-таки вы расследуете разные преступления? Какие-нибудь еще улики, кроме латыни, преступник оставил?

– Нет, – невесело произнес Лямзин. – Правда, в последнем случае при осмотре квартиры, где жил убитый, мы нашли маркер. Но там отпечатки пальцев полустерты. Вряд ли можно будет по ним идентифицировать личность. А в первом деле и вовсе ничего нет.

– Вот, что и требовалось доказать. Да это просто разные люди, и голову ломать тут не о чем.

Лямзин задумчиво посмотрел на нее и покачал головой.

– Я склонен доверять своей интуиции.

* * *

Александра припарковала автомобиль возле магазина, вошла в зал и замерла в недоумении. Ася сидела зареванная, с красным носом и опухшими глазами, Мария забилась в угол кассы и оттуда тревожно наблюдала за происходящим, Матвей нервно ходил из стороны в сторону.

– Что случилось? – спросила Александра.

Ася громко высморкалась и, едва сдерживая рыдания, пояснила: