Читаем Забытый язык полностью

По причинам, сюда не относящимся, я не буду продолжать толкование этого сновидения, а лишь намечу тот путь, по которому оно пойдет. Во время толкования я вспомнил о разговоре с доктором Кенигштейном – не только по одному поводу. Когда я вспоминаю, о чем мы говорили с ним, смысл сновидения становится мне понятным. Все вышеупомянутые элементы – увлечения моей жены и мои собственные, кокаин, неловкость, увлечение монографиями и мое невежество в ботанике – все это получает свое продолжение и объединяется в одно целое. Сновидение снова получает характер оправдания, защищает мое право. Да же, по-видимому, безразличная форма выражения сновидения получает свой смысл: я все же человек, который написал довольно ценное исследование (о кокаине). Я не произвожу здесь дальнейшего толкования, так как к сообщению этого сновидения меня побудило лишь желание показать на примере взаимоотношение сновидения и вызвавшего его переживания предыдущего дня. До тех пор, пока я знал лишь явное содержание этого сновидения, до тех пор сновидение было связано, по-видимому, лишь с одним впечатлением; после же анализа нашелся и второй его источник в другом переживании того же дня. Первое впечатление, с которым связано сновидение, играет второстепенную роль. Я вижу в витрине книгу, читаю ее заглавие, но содержание ее едва ли интересует меня. Второе же переживание имело высокую психическую ценность. Я почти целый час беседовал с моим другом-окулистом, дал ему чрезвычайно важное разъяснение по одному вопросу, в связи с которым в моей памяти всплыло давно забытое воспоминание. Разговор этот был прерван, потому что мы встретили знакомых. В каком же взаимоотношении находятся оба эти впечатления с моим сновидением?

В содержании сновидения я нахожу указание на безразличное впечатление и поэтому могу утверждать, что сновидение преимущественно включает в свое содержание второстепенные впечатления. В толковании же сновидения все указывает на важные и значительные переживания. Если я определю смысл сновидения по скрытому его содержанию, обнаруженному лишь при помощи анализа, то приду к новому чрезвычайно важному выводу. Утверждение, будто сновидение занимается лишь ничтожными обломками бодрствования, отпадает; я должен восстать также и против утверждения, будто душевная жизнь в бодрственном состоянии не продолжается в сновидении и что сновидение тратит психическую деятельность на ничтожный материал. Я утверждаю, наоборот: то, что занимает нас днем, владеет нашим мышлением и в сновидении.

То же обстоятельство, что мне снится безразличное впечатление, между тем как само сновидение вызвано гораздо более значительным и важным переживанием, объясняется, по всей вероятности, тем, что здесь перед нами снова искажающая деятельность сновидения, которую мы приписали особой психической силе, играющей роль цензуры. Воспоминание о монографии, виденной мной в витрине, имеет лишь то значение, что она наводит на разговор с коллегой. Спрашивается только, при помощи каких посредствующих звеньев представление о монографии связуется с разговором с коллегой: их взаимоотношение довольно туманно. В нашем примере речь идет о новых отдаленных впечатлениях, которые имеют между собою лишь то общее, что они оба восприняты в один и тот же день. Монографию я видел утром, разговор с коллегой вел вечером. Ответ, даваемый на это анализом, гласит: это соотношение обоих впечатлений возникает лишь впоследствии между содержанием первого и содержанием второго. Я упоминал об интересующих нас посредствующих звеньях уже при самом изложении анализа. С представлением о монографии, виденной мной утром, я без всякого влияния извне связал бы лишь ту мысль, что цикламен – любимый цветок моей жены, – и разве еще воспоминание о разочаровании, постигшем госпожу Л. Не думаю, однако, что этих мыслей достаточно для образования сновидения.

There needs no ghost, my lord,come from the graveTo tell us this[16], —

читаем мы в «Гамлете». Но неожиданно в анализе я припоминаю о том, что фамилия человека, нарушившего наш разговор, была Гертнер и что я заметил цветущий вид его жены; сейчас я вспоминаю еще, что мы в разговоре коснулись одной из моих пациенток, носящей красивое имя Флора. Не подлежит никакому сомнению, что я при помощи этих посредствующих звеньев, относящихся к ботаническому кругу представлений, связал оба переживания дня – и безразличное, и значительное. К этому присоединяется и другое взаимоотношение – представление о кокаине, которое, несомненно, связует мысль о докторе Кенигштейне и о ботанической монографии, написанной мною, и соединяет воедино оба круга представлений, потому что один элемент первого переживания может стать теперь средством наведения на второе.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже