Забытый язык

Юнг и Зильберер, двое из самых талантливых учеников Фрейда, сумели понять, в чем слабость его теории толкования снов, и попытались внести свои по правки. Зильберер провел различие между, как он его назвал, «анагогическим»[18] и «аналитическим» толкованием снов. Юнг сделал то же самое, разделив «проспективное» и «ретроспективное» толкование. Они утверждали, что каждое сновидение выражает желания, испытанные в прошлом, но обращено также к будущему и указывает на цели и стремления человека, видящего сон. Как об этом писал Юнг: «Душа – это переход, и поэтому нужно ее рассматривать в двух аспектах. С одной стороны, она дает образ, составленный из обрывков и следов всех прошлых событий, с другой – набрасывает в том образе контуры будущих событий, поскольку душа сама создает свое будущее»[19].

Юнг и Зильберер полагали, что каждое сновидение следует понимать как в анагогическом, так и в аналитическом смысле, и были некоторые основания ожидать, что Фрейд мог бы согласиться с этими поправками. Но когда они попытались достичь компромисса с Фрейдом, им это не удалось. Фрейд решительно отказался согласиться с какой бы то ни было поправкой такого рода, он настойчиво утверждал, что единственно возможной основой интерпретации сновидений является теория осуществления желаний. После того как произошел раскол между школами Юнга и Фрейда, Юнг стремился изымать из своей системы понятия, введенные Фрейдом, и заменять их новыми; это изменило его теорию. Если Фрейд опирался главным образом на свободные ассоциации и понимал сновидения как выражение вытесненных желаний, испытанных в детстве, то Юнг отходил от концепции свободных ассоциаций все дальше и дальше и столь же догматически склонялся к тому, чтобы интерпретировать сновидения как выражение мудрости нашего подсознания.

Такое представление хорошо вписывается в концепцию подсознания Юнга. Он считает, что «область подсознания может временами проявлять гораздо большую способность осмысливать и принимать решения, чем область сознательного восприятия действительности»[20]. Против этого утверждения как такового у меня нет возражений; оно согласуется с моим собственным опытом толкования снов, о котором я писал выше. Но Юнг де лает отсюда вывод, что такое положение вещей является «фундаментальным религиозным явлением» и голос, слышимый в сновидениях, – это не наш собственный голос, а голос, исходящий из источника за пределами «Я». На возражение о том, что «мысли, которые выражают этот голос, – это не более чем мысли самого человека», он отвечает: «Возможно, но я назвал бы мысль моей собственной, если бы я сам до нее додумался, точно так же, как я назвал бы своими деньги, которые я честно заработал. Если кто-то дает мне деньги в подарок, я, конечно, не скажу своему благодетелю: „Спасибо вам за мои собственные деньги“, хотя потом какому-нибудь третьему лицу я мог бы сказать: „Это мои деньги“. Так же обстоит дело и с голосом во сне. Голос сообщает мне что-то точь-в-точь как друг, который поделился бы со мной своими мыслями. Было бы непорядочно и несправедливо считать то, что он мне сообщает, моими собственными мыслями»[21]. Еще яснее он говорит об этом в другой работе: «Человек располагает не своими собственными мыслями, но откровениями разума, высшего, чем он сам».

В этом высказывании – суть отличия концепции Юнга от моей. Я согласен с ним в том, что во сне мы часто мудрее и лучше, чем в состоянии бодрствования. Юнг объясняет этот феномен, допуская существование некоего источника откровения, находящегося вне нас, я же считаю, что то, о чем мы думаем во сне, – это наши мысли, и есть основания полагать, что те влияния, которым мы подвергаемся в состоянии бодрствования, во многом сводят на нет достижения нашего разума и духа.

Мы сможем лучше понять метод Юнга, познакомившись с его собственным анализом конкретного сновидения, одного из более чем четырехсот, записанных одним его пациентом.

Пациент был воспитан в католической вере, но давно уже не исповедует ее и не интересуется религиозными проблемами. Вот это сновидение: