Забытый язык. Введение в науку понимания снов, сказок и мифов

Аквинат подобно Артемидору и другим авторам считал, что некоторые сновидения ниспосылаются Богом. Согласно его теории, сновидения, которые он считает порождением души человека, видящего сон, представляют собой не наивысшее проявление способностей разума, как утверждал Маймонид, а плод воображения, занятого теми же желаниями и интересами, что и днем. Интересно, что Аквинат подобно индийским и греческим мыслителям полагает, что некоторые соматические процессы обозначаются в сновидениях символами и что с помощью толкования можно выявить внутренние соматические состояния.

Современное толкование сновидений (начиная с XVII в.) представляет собой, в сущности, видоизмененный пересказ теорий времен античности и средневековья, хотя прослеживаются и некоторые новые тенденции.

Взгляд на сновидения как на отражение соматических состояний встречается у многих более ранних авторов. Гоббс же полагает, что все сновидения – результат действия соматических факторов. Это представление до сих пор широко распространено и часто используется для опровержения Фрейда:

Так как мы видим, что сновидения порождаются раздражением некоторых внутренних частей тела, то разные раздражения необходимо должны вызвать различные сны. Вот почему пребывание в холоде порождает страшные сны и вызывает мысль и образ чего-то страшного (ибо движение от мозга к внутренним частям и от внутренних частей к мозгу бывает взаимно); и так как гнев порождает жар в некоторых частях тела, когда мы бодрствуем, то слишком сильное нагревание тех же частей, когда мы спим, порождает гнев и вызывает в мозгу образ врага. Точно так же если естественная красота вызывает желание, когда мы бодрствуем, а желание порождает жар в некоторых других частях тела, то слишком большой жар в этих частях, когда мы спим, вызывает в мозгу образы прекрасного. Короче говоря, наши сновидения – это обратный порядок наших представлений наяву. Движение в бодрствующем состоянии начинается на одном конце, а во сне – на другом.[45]

Неудивительно, что философы эпохи Просвещения скептически относились к утверждениям, что сны посылаются Богом или что их можно использовать для предсказания будущего.

Вольтер осуждает идею о том, что сны могут быть вещими, считая это бессмысленным предрассудком. Несмотря на это, он полагает, что, хотя сны часто отражают соматические факторы и избыток «душевных страстей», во сне нам нередко служат также и обострившиеся способности разума:

Должно, вместе с Петронием, признать, quidquid luce, tenebris agit[46]. Я знал адвокатов, которые во сне выступали в суде, математиков, которые искали решения задачи, поэтов, которые слагали стихи; мне самому случалось слагать стихи во сне, и они были весьма недурны. И значит, во сне мы, бесспорно, можем мыслить столь же логично, как при бодрствовании, и эти мысли, вне всякого сомнения, являются нам помимо нашей воли. Во сне мы мыслим, и тело наше также во сне приходит в движение, но при этом наша воля нимало не повинна ни в движениях тела, ни в движении мысли. Прав отец Мальбранш, утверждая, что мы не способны рождать свои мысли сами. Ибо отчего они должны принадлежать нам наяву больше, чем во сне?[47]