Забытый легион

Бренн тоже не представлял себе, как много рабов гнут сцены на республику, и испытывал такой же гнев, как и Ромул. По пути он видел представителей всех племен и народов, какие есть на свете. Рим обладал неутолимым аппетитом на рабов хоть как-то удовлетворить его можно было лишь при помощи войны, так что, судя по всему, истребление аллоброгов было не единственным в своем роде случаем. Те, кого злая участь забросила на италийские латифундии, должны были страдать ничуть не меньше, чем он сам. Ему это глубоко претило, однако Бренн был бессилен изменить положение вещей. Он не был Спартаком. Да, он воин. Но не полководец. Еще он сожалел, что не сбежал из лудус раньше, но вскоре и это чувство пошло на убыль. Возможно, восстание удалось бы. Но провал его был куда вероятнее. Да и если ему суждено было воевать на полуострове, это значило бы, что слова Ультана не имели смысла.

«Такое путешествие, какого не совершал еще никто из аллоброгов».

Эта фраза стала заклинанием для Бренна, все остальное отступало рядом с нею на второй план. Увидеть, что предсказание друида исполнилось, — только так он мог оправдать принятое шесть лет назад решение бежать, а не защищать свою деревню.

Триста миль два друга преодолели менее чем за двадцать дней.

За это время можно было многое обдумать.

Они смотрели на бесчисленных рабов, и у них крепло желание избавиться от следов собственного рабского прошлого. И Ромул, и Бренн были помечены клеймом, которое сразу же выдало бы их. В войске это значило немедленную казнь на кресте. После непродолжительной дискуссии они согласились, что выход может быть только один. Отыскав подходящий грот среди холмов неподалеку от Брундизия, Бренн разжег костер и наточил кинжал так, что им можно было бриться. Потом он прокалил на огне лезвие и, посоветовав Ромулу взять в зубы деревяшку, несколькими ловкими надрезами удалил с его кожи ненавистные буквы «LM». Кровь дотекла по руке Ромула тонкими струйками, закапала наземь. Выпученными от боли глазами он смотрел, как галл сшивал края раны куском распутанной запасной тетивы из кишок.

Бренн ухмыльнулся.

— Может, и не очень красиво, но сойдет. Некоторое время будешь прикрывать, а если кто-нибудь все же заметит, скажешь, что это рана от меча.

После грубых стежков должен был остаться уродливый шрам, ничуть не похожий на тонкую работу римских лекарей-греков, которые за хорошие деньги удаляли клейма богатым вольноотпущенникам. Впрочем, Ромула это нисколько не волновало. Доказательство того, что он являлся собственностью Мемора, исчезло навсегда.

Но когда он извлек свой кинжал и наклонился к ноге галла, тот остановил его.

— Нельзя, чтобы у нас обоих были свежие зашитые раны. Мою отметину будем выжигать. Из костров то и дело вылетают головешки.

Ромул запротестовал было, но он и сам понимал, что его друг прав. Беглые рабы не могли рассчитывать на милосердие. Он сунул кинжал в огонь, дождался, пока лезвие засветилось тусклым красным светом, и, стиснув зубы, приложил его плашмя к икре Бренна. В ноздри ударил отвратительный запах паленых волос и мяса.

Могучий галл скорчил гримасу; впрочем, можно было надеяться, что, как клеймо с тела, острая боль выжжет и память о рабском прошлом.

— Мы останемся тут на некоторое время, — сказал он, широко улыбнувшись. — Залижем раны, да и отдохнем заодно. А потом отправимся в порт.

Его настроение оказалось заразительным, Ромул тоже расплылся в улыбке.

Последнее испытание. Зато теперь они стали по-настоящему свободными.

* * *

Вокруг гавани Брундизия жизнь била ключом. Приход армии Красса сильно изменил этот большой город. Его заполнили тысячи солдат, на узких причалах были свалены тонны снаряжения и оружия, и все это дожидалось отправки в Малую Азию. Горизонт загораживал лес мачт. На волнах покачивались десятки трирем, крепко связанных между собой. Гавань бороздили лодки, гребцы на которых ругательски ругали пассажиров за скаредность.

Орали мулы, которых вели по сходням на корабли. Офицеры выкрикивали приказы, выстраивали и подгоняли людей. Сломя голову носились гонцы с распоряжениями.

Бренн и Ромул продирались сквозь эту суматоху, высматривая, к кому бы обратиться. В конце концов на главном причале они обнаружили штабель мешков с мукой. Стоявший на этом возвышении пожилой центурион выкрикивал приказы своим новобранцам.

Двух с головы до ног покрытых дорожной пылью, одетых в видавшую виды одежду мужчин он окинул оценивающим взглядом.

— Крестьяне?

— Да, командир.

Ромул молча разглядывал фалерии, висевшие на сильно потертом кожаном нагруднике, и серебряный обруч на шее офицера. Похоже, перед ними стоял смельчак.

— Неплохо вооружены, я смотрю, — заметил тот, сразу обратив внимание на тяжелые копья, лук, мечи и кинжалы, щиты хорошей работы.

— Мы из Трансальпийской Галлии, господин, — объяснил Бренн. — Разбойников везде полно, поневоле научишься сражаться.

— Хм-м-м… Я так и подумал, что ты галл. — Офицер окинул Бренна взглядом, оценив и могучие мышцы, и шрамы на руках. — А зачем в Брундизий пришли?

— Великий полководец ведет войско в Иерусалим. Говорят, будет хорошая добыча.