Снаружи донесся громкий голос начальника вновь прибывших воинов, окликнувшего стражей тюрьмы, и Тарквиний умолк. Между тем стражники быстро извлекли откуда-то толстые канаты — те самые, которыми вязали побежденных после битвы. Страх, все эти дни не оставлявший пленников, полностью овладел ими. Когда одну створку ворот наполовину приоткрыли, испуганные причитания легионеров зазвучали громче. Находясь в замкнутом пространстве, они ощущали какое-то подобие безопасности. Что же ждало их теперь?
В сопровождении нескольких крепких воинов, державших копья наготове, командир дворцовой стражи вошел в загон и жестом приказал нескольким ближайшим к нему пленникам выйти. Те повиновались с видимой неохотой. Как только они вышли из ворот, на шеи им накинули веревочные петли. Вскоре перед тюрьмой образовалась длинная цепочка связанных друг с другом людей. А парфяне, отсчитывая одинаковые группы, выгоняли из загородки все новых и новых пленников, которых тут же пристраивали в хвост.
Один из легионеров решил, что с него хватит. Хотя на нем была приметная кираса опциона, парфяне почему-то не увели его восвояси вместе с остальными офицерами. Теперь же, когда стражник указал ему копьем на выход, он шагнул вперед и сильно толкнул его в грудь.
— Что он делает, дурак этакий?! — прошептал Ромул. — Знает ведь, чем это кончится.
Тарквиний пристально взглянул на молодого друга:
— Он сам выбрал свою судьбу. Такое право есть у каждого из нас.
Ромул вспомнил Бассия — его милосердие проявилось в том, что под Каррами он убил двоих наемников, вместо того чтобы бросить их на медленную и мучительную смерть. Возможность самому выбирать свою участь представляла в жизни мощную движущую силу, и он старался постичь свои истинные намерения.
Прозвучал короткий приказ, и стражник быстрым движением вогнал острие копья глубоко в живот римлянина. Тот с криком сложился вдвое, его руки непроизвольно ухватились за древко. Пленники видели, как стражник нагнулся и выхватил короткий тонкий кинжал. Еще двое схватили опциона за руки. Он громко кричал от мучительной боли, а командир стражи обвел выразительным взглядом оставшихся пленников.
Между тем стражник выпрямился и, широко взмахнув рукой, высоко подбросил что-то. Два глазных яблока с болтающимися ниточками нервов упали неподалеку от Ромула, и он невольно отшатнулся, удивившись про себя, что человек мог по своей воле решиться пойти на такие мучения.
Когда офицер указал на выход следующей группе, никто и не подумал сопротивляться. Стараясь ступать бесшумно, Ромул прошел мимо опциона; его голова, будто сама собой, повернулась в сторону корчившегося в судорогах несчастного, прижимавшего руки к окровавленным глазницам. Глухой стон бедняги наполнил его жалостью, и он стиснул кулаки.
— Ни один человек не заслуживает такой участи, — прошептал он.
— Не спеши осуждать других, — отозвался Тарквиний. — Этот опцион мог бы сейчас идти вместе с нами. Но решил поступить по-иному.
— Никто не может решить за человека, какой путь ему выбрать, — мрачным тоном поддержал его галл. В его памяти живо всплыл образ родного дяди, который принял смерть, чтобы спасти жизнь другому. Ему, Бренну.
Ромул по очереди взглянул на своих друзей. Их слова глубоко запали ему в душу.
Когда парфяне построили в цепочку и связали пятьдесят пленников, их командир приказал оставить прочих взаперти. Как и в тот день, когда Красс приносил в жертву быка, права лицезреть происходившее были удостоены немногие. А уж они должны были пересказать все своим товарищам.
Вслед за катафрактариями и музыкантами пленники двинулись к городу. Легионеров сбили в кучку и то и дело подгоняли пинками и ударами тупых концов копий.
Они миновали арку ворот, не уступавшую размерами тем сооружениям, которые Ромул видел в Италии. Однако это оказалось исключением из правила. Улочки с одноэтажными домишками оказались очень узкими. Хижины, сложенные из высушенных на солнце глиняных кирпичей, составляли большинство строений в столице. Попадавшиеся время от времени очень простые по своей архитектуре храмы были повыше. Как и в Риме, дома теснились один к другому, кое-где разделявшие их переулки были засыпаны мусором и всякой прочей дрянью. Ромул не заметил ни акведуков, ни общественных уборных. Город был очень примитивным — парфяне явно не были народом строителей. Они были пустынными кочевниками и воинами.
Лишь арка в стене да строение, являвшееся, по всей видимости, дворцом царя Орода, были бы достойны занять место в Риме. Высокие крепостные стены дворца отделялись от прочих строений города широким ровным пространством. По углам крепости возвышались башни, а вдоль стен между ними расхаживали лучники. Перед коваными металлическими воротами дежурил отряд конных катафрактариев, они глядели на легионеров с совершенно бесстрастными выражениями лиц. Мало кто из римлян мог смотреть на одетых в броню всадников без страха. Тарквиний же, проходя мимо, пристально всмотрелся в то, что находилось за решеткой ворот.
— Не привлекай их внимания! — прошипел Бренн.