Забытый сон

– Верно. Он позвонил мне из дома и попросил, чтобы я принесла ему письмо в квартиру его отца. Мы жили на соседней улице – я и мой муж. И я понесла ему письмо. У дома стояла его машина. Я вошла в дом, консьерж меня знал в лицо. Я поднялась на второй этаж, позвонила. Затем постучала. Потом снова позвонила и снова постучала. Тогда не было мобильных телефонов, поэтому я спустилась вниз и от консьержа позвонила по городскому телефону в квартиру. Он опять не ответил. Мы с консьержем звонили несколько раз. А потом поднялись вместе и консьерж открыл дверь. Сначала мы ничего не увидели, но вскоре нашли Арманда в угловой комнате. Это было ужасно. Только мы ничего не трогали. Сразу вызвали полицию.

– Понятно, – Дронго обратил внимание на фотографию, стоящую на серванте. На ней рядом с молодым мужчиной была запечатлена симпатичная миловидная женщина. Дронго перевел взгляд на Ингриду. Неужели это она же? Надо же, как изменилась! Что делает с людьми время! Была симпатичной молодой женщиной, а превратилась в располневшую деревенскую бабу.

– Было ужасно, – повторила Ингрида. – Меня потом много раз в полицию вызывали. И в прокуратуру. Я все время об этом рассказывала. Два года. А потом Лилия жаловалась, и меня снова вызывали. Она не на меня жаловалась, но меня все время звали на допросы. И тогда мы с мужем решили переехать сюда, к нашим родителям.

– Вы долго работали с Армандом Краулинем?

– Долго. Да, долго. Почти два года. Он был очень хороший человек.

– Вы принесли письмо, в котором содержались финансовые претензии к его фирме?

– Да. Они хотели, чтобы мы раньше срока погасили наш долг. У банка тогда были большие проблемы.

– Он знал о письме?

– Конечно, знал. Мы получили его вечером, но я ему прочла его по телефону. И он сказал, чтобы я не оставляла его в офисе, а взяла домой, а завтра передала ему. Мне казалось, что он хотел сразу поехать в банк.

– Как вы считаете, он мог из-за этого решиться на самоубийство?

– Я не знаю. Но полиция говорит, что это было самоубийство.

– Нет, не полиция, как вы считаете?

– Не знаю, – растерялась Ингрида, – у нас все говорили, что Краулинь не мог такое сделать. Но я сама все видела. И в доме никого, кроме нас, не было.

– И вы ничего подозрительного не заметили?

– Нет. Ничего. Но Лилия нам не верила. Она до сих пор считает, что ее мужа убили.

– Понятно. Когда погиб Арманд Краулинь, главой фирмы стал его заместитель? Верно?

– Правильно. Нам было очень тяжело, но Пиесис очень много работал. Он сохранил фирму.

– Вы работали секретарем Арманда и должны были знать его лучше других. У него были враги?

– Врагов не было. Но были люди, которые его не любили. Многие не любили. Он ведь всегда говорил то, что думал. А это многим не нравилось. Когда все писали, что у нас была оккупация, Арманд выступал и говорил, что это неправда. Когда все ругали советскую власть, он говорил, что было много плохого, но и много хорошего.

– Наверное, справедливо, – заметил Дронго.

– Тогда нельзя было такое говорить, – убежденно заявила Ингрида, – и сейчас нельзя.

– Ну, это не совсем враги. Это скорее люди, расходящиеся с ним в своих политических взглядах. А других врагов не было? Может, вы кому-то еще были должны или вам были должны?

– Таких врагов не было, – твердо ответила Ингрида.

– Вы видели записку, которую он написал?

– Да, она лежала на столе, и я ее прочла.

– Что там было написано?

– «Мне очень жаль». Я и сейчас это помню.

– Это был его почерк?

– Конечно. Они потом отправили записку на экспертизу. Это был его почерк.

– Где на листе были написаны эти слова? Сверху, в середине, внизу, где?

– Сверху. На самом верху. У него был очень хороший почерк, я его сразу узнала.

– На большом листе фраза была написана на самом верху? – уточнил Дронго.

– Да. Он написал «Мне очень жаль». И поставил точку. Я сама это видела.

– Вы должны были знать манеру его письма. Как обычно он писал письма? Сразу начинал сверху или чуть отступал?

– Сразу сверху, – ответила Ингрида.

– Вы видели это письмо. Вспомните, может, он хотел еще что-то дописать. Может, он собирался написать большое письмо?

– Но там была точка.

– Забудьте про точку. Скажите – такое могло быть?

– Да. Но он больше ничего не написал.

«Упрямый нордический народ эти латыши», – подумал Дронго с некоторым сарказмом. Они верят только фактам и не хотят допускать никаких предположений. Может, так и нужно? Ведь он сам тоже исповедовал принцип Оккама: «Не умножай сущее без необходимости».

– У него могли быть связи на стороне?

– В какой стороне? – не поняла Ингрида.

– У него могли быть любовницы?

– Нет, – она испуганно всплеснула руками, – нет, нет, никогда. Он так любил свою жену. Вы знаете, он очень нравился женщинам, но никогда не изменял своей Лилии. Нет, такого не могло быть.

– Все ясно. Какая у него была машина, вы не помните?

– Конечно, помню. Две машины. «Мерседес» и «Рено». Но этих машин у Лилии нет. Она отдала их дочери Арманда Лайме.

– Вы были знакомы с Лаймой? Она приходила к отцу?

– Только один раз. Что-то просила. Я слышала, как они разговаривали.

– Он выполнил ее просьбу?

– Не знаю. Но она ушла очень довольная.