Забытый вальс

– Здравствуйте, Николай Ильич, это Лунцевич вас беспокоит. Помните, вы говорили, что вас интересует клиент, далекий от нумизматики, желающий продать золотые монеты в отличном состоянии. Так сегодня такой появился… То есть как не нужно?… Отпала необходимость… понятно. Ну, а как быть с моим делом? Мне полковник обещал, что если я окажу содействие, то дело закроют. Я свою задачу выполнил… То есть как погиб?… Да нет, телевизор не смотрю, газет не читаю, для здоровья в моем возрасте вредно. Ладно, до свидания.

И удрученный музейщик отправился в метро.

Глава 25 1995 год, Ричмонд, Калифорния, март

Читая новости в Интернете, Николай Денин, руководитель проекта и совладелец фирмы Bio Way вдруг наткнулся на заметку о результатах торгов на аукционе Кристис в Лондоне, посвященном продаже русских предметов искусства, в том числе и ювелирных изделий. Один из главных лотов аукциона, «гарнитур Императрицы от Фаберже, состоящий из колье и сережек с изумрудами и бриллиантами», был куплен за пять миллионов фунтов стерлингов посреднической фирмой. Продавец и покупатель пожелали остаться неизвестными.

– Ну что ж, – грустно подумал он, – Как веревочке ни виться… Кто-то заполучил эти драгоценности, и остается надеяться, что они ему неприятностей не доставят. А кто-то стал богаче на пять миллионов фунтов, и остается надеяться, что он свое все-таки получил еще не полностью.

Уезжая из Москвы, Николай продал все свое имущество, в том числе и золотые монеты, кроме руссов. Знакомый свел его с таможенником, который помог пронести три монеты всего лишь за пятьсот долларов. Сейчас они уже были оформлены в качестве лота для аукциона, который пройдет через три месяца в Нью-Йорке.

Жизнь шла своим чередом. Их фирма стремительно развивалась, и, судя по всему, обещание американского родственника Олега Денисова должно было сбыться в гораздо больших масштабах. По капле вытекла из души тоска, лишь изредка на него накатывало, тогда он, пользуясь своим положением старшего партнера, садился в машину и уезжал на берег океана, где просто сидел и смотрел на волны, которые тысячи лет набегали на золотистый калифорнийский песок, и еще тысячи лет будут набегать. И он вспоминал старые как мир строки – «…Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем…», и было ему в этом великое утешение.

Эпилог 1995 год, Нью-Йорк, март

Асти очнулась оттого, что кто-то тронул ее за плечо. Она с трудом открыла глаза, голова кружилась, замирало и обрывалось сердце, как будто на качелях. Но это не качели, это она качается на волнах. Опять одна, одна посреди серого моря. Только чайки где-то рядом кричат, их надо прогнать, но нет камня, чтобы бросить. Ну да, откуда в море камни… тогда, может, плеснуть водой, и они улетят? Пальцы рук, бессильно вытянутых вдоль тела едва шевельнулись. Господи, какие же руки тяжелые, они тянут на дно. Пробковый жилет почему-то больше не удерживает ее на плаву, она с головой уходит в воду, вокруг мутная серо-зеленоватая мгла, не хватает воздуха, нечем дышать. Какая-то тень приближается. Опять этот серый хочет схватить ее за руку и потащить в тот огонь, в котором уже столько лет горят все они – отец, мать, сестры, брат. И она сама почему-то тоже там, в этом пламени, а на руках у нее скулит Джемми. Кто же тогда тонет в море? Ведь это из ее тела ледяная вода уносит последние остатки тепла? Если она в огне, то почему ей так холодно?

Голос дочери, наконец, прорвался сквозь смертную пелену уже окутывающую сознание Асти, – Мама, это же Билли! Посмотри, что он тебе принес!

Асти последним усилием воли вытащила себя из наступающего сумрака небытия. Да, вот он Билли, стоит рядом и протягивает ей открытый футляр, в котором искрятся драгоценные камни. Он приподнял изголовье кровати, положил футляр поверх одеяла и помог Асти надеть очки, чтобы она могла лучше видеть. Осторожно взяв иссохшую невесомую руку, он бережно положил ее ладонь на футляр с колье. И Асти, которая уже не чувствовала ни своих рук, ни тела, вдруг, как прежде, когда она была маленькой девочкой, ощутила бархатистость и прохладу кружевной платиновой вязи, колючесть маленьких бриллиантиков и гладкие грани изумрудов. Да это же колье, то самое! Значит сегодня бал, и она будет танцевать!? Тогда почему же она в постели? Надо встать быстрее и одеваться. Но платья не видно, пусть велят его принести, ведь музыка уже играет. Это же тот самый вальс, ее вальс, но почему он начался без нее? Ей не успеть! Почему…

Руки Асти бессильно упали вдоль тела, она сделала последний вдох и ушла. Ушла в тот мир, где ее давно ждали. И опало, исчезло грозное ревущее пламя, а все они, наконец, вместе вышли из подземелья, и перед ними был бескрайний цветущий луг, над которым простирался лазурный небосвод, опирающийся на многоцветную арку радуги. А над всем этим миром ослепительно ярко сияло солнце, и звучал вальс, тот самый вальс для принцессы.