На столике горели две свечи в серебряных канделябрах (такие я видела в большой гостиной на каминной полке). На кровати, разобранной ко сну – здесь в окно смотрела глубокая ночь, – сидела женщина в кружевном пеньюаре, в чепчике на голове. Женщина была беременна и чем-то очень расстроена. Тяжко вздыхая, она нерешительно достала из-под подушки большой нож. Нет, кажется, кинжал. Причем тот самый, который вчера мы с Джеймсом и Цезарем откопали под дубом. Ни больше ни меньше. Спрятав клинок в оборках одежды, она вышла из спальни.
– За ней, – коротко сказал Тони.
И мы последовали за таинственной дамой. Она шла по коридору, а мы – в стене. С разницей в шесть столетий… В голове не укладывается. Лучше мне об этом не думать.
Одна из дверей распахнулась, и со звонким криком к даме подбежала девочка лет двух, этакий толстощекий пупсик в розовых рюшечках. Дама рассеянно погладила девочку по голове, что-то сказала появившейся следом няньке, и та увела ребенка. Молодая мамаша украдкой, будто от себя самой, смахнула слезы, и вошла в кабинет.
Нам пришлось выполнить команду «кругом» и развернуться на месте.
В кабинете, в уютном кресле перед догорающим камином, дремал человек. В неверном свете угасающего огня рассмотреть точно было трудно, но лицо его мне показалось смутно знакомым.
Женщина бесшумно затворила дверь. Достала кинжал.
– Это ты? – тихо спросил мужчина, не открывая глаз. Она вздрогнула: он не спал.
– Я, – откликнулась она.
– Подойди, пожалуйста, – попросил он, не глядя протянув к ней руку.
Она повиновалась, встала перед ним. Он хотел взять ее за руки, но она отшатнулась.
– Что ты хочешь со мной сделать? – спросила она дрожащим голосом.
– Обнять, – улыбнулся он. – Что еще можно сделать с собственной женой?
– Ты собираешься сжечь меня на костре? – спросила она, глотая слезы. – Как всех остальных до меня? Приберегаешь напоследок, когда больше никого не останется?
Он помрачнел.
– Кто тебе сказал?
– Это так?
– Кто тебе сказал?! – крикнул он, вставая с кресла. Но тут же рухнул назад: она что было сил вонзила кинжал ему в живот. Растерянный, он смотрел на кровь на белоснежной рубашке.
– Как ты могла?… – прошептал он.
Она, всхлипывая, отбежала на пару шагов, забилась в угол.
Он поднялся с кресла, со стоном сквозь стиснутые зубы выдернул окровавленный клинок из тела и отшвырнул в темноту. Она замолчала.
– Что ты наделала… – с сожалением сказал он. Расстегнув одежду, он обнажил окровавленный торс с зияющей раной. Взял со стола салфетку, одним медленным движением стер кровь. Плоть была невредима.
– Ты чудовище! – выдохнула она…
– Не больше, чем ты, – ответил он.
В комнате вспыхнули все свечи, вновь запылал камин – неукротимым зеленоватым пламенем.
– Ты хотела убить собственного мужа, отца своих детей?
– Чернокнижника! – хрипло воскликнула она. – Противного Господу приспешника Сатаны! Ты думаешь, я слепа? Думаешь, я не вижу, что происходит в доме? Господь простит меня, ибо
Гребень, взвившийся шипами на хребте, в клочья порвал одежду. Покрытый колючками змеящийся хвост ударил о пол. Замахнулась рука, вмиг ставшая когтистой лапой, стиснула горло железными клещами.
– У тебя не получится, – ощерилась волчья морда, сверкнув изумрудами глаз.
– Будь ты проклят! – просипела она. – Именем Господа проклинаю тебя!
Чудовище отпрянуло, вздрогнув, как от удара хлыста. Лишь секунда – но кинжал оказался в ее руке… Я отвернулась, уткнулась лбом в плечо Энтони.
– Только в сердце, – шепнул он мне. – Запомни, Венера, только в сердце.
Мир вокруг, даже спустя шесть веков, содрогнулся от ужасающего воя.
– Ведь это была Стелла? – спросила я, когда вновь наступила тишина и арена смерти скрылась за серой дымкой времени.
– Стелла, – кивнул Тони. – Она не обманывала, она действительно очень старая ведьма.
– Но что с ними случилось? У них были дети…
– Разумеется, были, – улыбнулся Энтони. – Идем, ты все увидишь сама. Обещаю, крови больше не будет.
– Да ладно, ничуточки я не испугалась, – пробурчала я. – Послушай, а ты тоже умеешь превращаться в волка?
– Нет, пока не умею, – откликнулся он, отыскивая нужную дорогу в тумане подпространства. – Может, потом научусь, когда-нибудь.
Теперь мы спускались вниз. И было очень странно спускаться вниз, шагая вверх по лестнице. (Дело в том, что в данном межвременном континууме, который я про себя окрестила «безвременьем», передвигаться можно было абсолютно где угодно и как угодно. Например, зайти на стену и идти, будучи параллельно полу. И вот теперь мы