На столике горели две свечи в серебряных канделябрах (такие я видела в большой гостиной на каминной полке). На кровати, разобранной ко сну — здесь в окно смотрела глубокая ночь, — сидела женщина в кружевном пеньюаре, в чепчике на голове. Женщина была беременна и чем-то очень расстроена. Тяжко вздыхая, она нерешительно достала из-под подушки большой нож. Нет, кажется, кинжал. Причем тот самый, который вчера мы с Джеймсом и Цезарем откопали под дубом. Ни больше ни меньше. Спрятав клинок в оборках одежды, она вышла из спальни.
— За ней, — коротко сказал Тони.
И мы последовали за таинственной дамой. Она шла по коридору, а мы — в стене. С разницей в шесть столетий… В голове не укладывается. Лучше мне об этом не думать.
Одна из дверей распахнулась, и со звонким криком к даме подбежала девочка лет двух, этакий толстощекий пупсик в розовых рюшечках. Дама рассеянно погладила девочку по голове, что-то сказала появившейся следом няньке, и та увела ребенка. Молодая мамаша украдкой, будто от себя самой, смахнула слезы, и вошла в кабинет.
Нам пришлось выполнить команду «кругом» и развернуться на месте.
В кабинете, в уютном кресле перед догорающим камином, дремал человек. В неверном свете угасающего огня рассмотреть точно было трудно, но лицо его мне показалось смутно знакомым.
Женщина бесшумно затворила дверь. Достала кинжал.
— Это ты? — тихо спросил мужчина, не открывая глаз. Она вздрогнула: он не спал.
— Я, — откликнулась она.
— Подойди, пожалуйста, — попросил он, не глядя протянув к ней руку.
Она повиновалась, встала перед ним. Он хотел взять ее за руки, но она отшатнулась.
— Что ты хочешь со мной сделать? — спросила она дрожащим голосом.
— Обнять, — улыбнулся он. — Что еще можно сделать с собственной женой?
— Ты собираешься сжечь меня на костре? — спросила она, глотая слезы. — Как всех остальных до меня? Приберегаешь напоследок, когда больше никого не останется?
Он помрачнел.
— Кто тебе сказал?
— Это так?
— Кто тебе сказал?! — крикнул он, вставая с кресла. Но тут же рухнул назад: она что было сил вонзила кинжал ему в живот. Растерянный, он смотрел на кровь на белоснежной рубашке.
— Как ты могла?… — прошептал он.
Она, всхлипывая, отбежала на пару шагов, забилась в угол.
Он поднялся с кресла, со стоном сквозь стиснутые зубы выдернул окровавленный клинок из тела и отшвырнул в темноту. Она замолчала.
— Что ты наделала… — с сожалением сказал он. Расстегнув одежду, он обнажил окровавленный торс с зияющей раной. Взял со стола салфетку, одним медленным движением стер кровь. Плоть была невредима.
— Ты чудовище! — выдохнула она…
— Не больше, чем ты, — ответил он.
В комнате вспыхнули все свечи, вновь запылал камин — неукротимым зеленоватым пламенем.
— Ты хотела убить собственного мужа, отца своих детей?
— Чернокнижника! — хрипло воскликнула она. — Противного Господу приспешника Сатаны! Ты думаешь, я слепа? Думаешь, я не вижу, что происходит в доме? Господь простит меня, ибо
Гребень, взвившийся шипами на хребте, в клочья порвал одежду. Покрытый колючками змеящийся хвост ударил о пол. Замахнулась рука, вмиг ставшая когтистой лапой, стиснула горло железными клещами.
— У тебя не получится, — ощерилась волчья морда, сверкнув изумрудами глаз.
— Будь ты проклят! — просипела она. — Именем Господа проклинаю тебя!
Чудовище отпрянуло, вздрогнув, как от удара хлыста. Лишь секунда — но кинжал оказался в ее руке… Я отвернулась, уткнулась лбом в плечо Энтони.
— Только в сердце, — шепнул он мне. — Запомни, Венера, только в сердце.
Мир вокруг, даже спустя шесть веков, содрогнулся от ужасающего воя.
— Ведь это была Стелла? — спросила я, когда вновь наступила тишина и арена смерти скрылась за серой дымкой времени.
— Стелла, — кивнул Тони. — Она не обманывала, она действительно очень старая ведьма.
— Но что с ними случилось? У них были дети…
— Разумеется, были, — улыбнулся Энтони. — Идем, ты все увидишь сама. Обещаю, крови больше не будет.
— Да ладно, ничуточки я не испугалась, — пробурчала я. — Послушай, а ты тоже умеешь превращаться в волка?
— Нет, пока не умею, — откликнулся он, отыскивая нужную дорогу в тумане подпространства. — Может, потом научусь, когда-нибудь.
Теперь мы спускались вниз. И было очень странно спускаться вниз, шагая вверх по лестнице. (Дело в том, что в данном межвременном континууме, который я про себя окрестила «безвременьем», передвигаться можно было абсолютно где угодно и как угодно. Например, зайти на стену и идти, будучи параллельно полу. И вот теперь мы