Джеймс и Стелла уже были там. Поджидали остальных и от нечего делать вяло перебрасывались вербальными шпильками. (Я имею в виду — переругивались, но без азарта.) Оба облачились в смешные балахоны с капюшонами а-ля «грегорианские монахи». На Стелле был синий атласный, с бисерными пуговичками, до пяток, а на Джеймсе — строгий черный бархатный, с модными бордовыми вставками-треугольничками на плечах.
— Мадемуазель! — воскликнул Джеймс, завидев меня. — А вы почему не надели форму?
— Какую еще форму? — удивилась я.
— Как какую? Разве горничные вам ее не принесли?
— А, такой черненький халатик, как ваш, да? Принесли. Я-то подумала, что это новое покрывало для кровати. Они его еще так расстелили красиво…
В сгущающихся сумерках к нам присоединился Вик. На бегу застегивая молнию на сутане, поинтересовался:
— Я не опоздал? А чего вы тут в темноте делаете? — и взмахом широкого рукава зажег пару факелов, воткнутых в косяк по обеим сторонам ворот часовни.
— Нет, в таком виде положительно нельзя участвовать в ритуале, — покачала головой Стелла, разглядывая меня.
И в этом Джеймс с ней согласился.
— Для успешного проведения обряда, — сказал он, — в одежде участвующих не должны присутствовать узлы, застежки, ремни и пояса, а также кольца, браслеты и цепочки.
— Пуговицы можно, — вставила Стелла.
— У вас же, мадемуазель… — Он снова оглядел меня с ног до головы.
А у меня что? У меня полный порядок! На топике бретельки завязаны бантиками, клепчатый ремешок в брючках на блестящей пряжке, да по паре стразовых застежек на каждой босоножке. Только и всего.
— В крайнем случае можно расстегнуть… — с сомнением предложила Стелла.
— Еще чего! — возмутилась я. — Если расстегну пояс, то упадут штаны. А если расстегну босоножки, тогда упаду я!
Конец спору положило появление Энтони. Одет он был не лучше меня — единственно, что вместо бретелек на вороте футболке был шнурок, а вместо босоножек — кроссовки, тоже, между прочим, завязанные бантиками. Но, взглянув на хмурое лицо воспитанника, Джеймс только вздохнул и пригласил всех войти.
Кажется, я уже упоминала о том, что в эти выходные часовня поменяла свое местоположение и придвинулась ближе к замку, встав почти вплотную. А теперь я могла воочию убедиться, что и внутри она претерпела изменения.
Мне и раньше казалось, что внутреннее пространство не соответствует скромным размерам строения. Но теперь зал сделался вовсе огромным.
Сегодня вместо свечей вдоль стен были расставлены какие-то жаровни на высоких треногах, наполненные ароматными смолами. Длинные язычки пламени вздымались вверх, разливая в воздухе незнакомые, пьянящие запахи. Жуткая пирамида из костей, черепов и оружия была разобрана и аккуратно сложена в два ряда, обозначив дорожку от открывшегося колодца до ступеней, ведущих к трону. Таинственный престол по-прежнему посверкивал монолитом черного камня. Ох, сдается мне, не для светлого духа он здесь поставлен…
— Вик Ронан! Что ты там возишься? — прикрикнул Джеймс на замешкавшегося в дверях помощника. Тот поспешно обернулся, подозрительно быстро спрятав руки за спиной:
— Ничего. Вы идите, идите. Я тут пока дверь закрою.
Однако Джеймс убедительному тону не поверил.
— Что ты там прячешь? Ну-ка покажи руки! — велел он.
Вик послушно продемонстрировал пустые ладони — сначала правую, потом левую. Джеймс покачал головой.
— Надеюсь, ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы быть благоразумным, — строго предупредил он.
Воспользовавшись минутной заминкой, ко мне подошел Энтони.
— Венера, — тихо сказал он, — ты должна обещать мне одну вещь.
— Нет проблем, — кивнула я, даже не подозревая, что он имеет в виду.
— Обещай мне, — сказал он, — если я перестану быть самим собой, если я превращусь в чудовище, ты убьешь меня. Пожалуйста. Мне больше некого об этом просить.
Я не знала, что ответить. Справлюсь ли я? Смогу ли? Хватит ли у меня сил убить не чудовище — его, Энтони?… Он незаметно сунул мне в руку завернутый в платок стилет. Сквозь тонкую ткань ощущались холод узкого лезвия, крестовина рукояти.
С глухим стуком затворились двери. Огонь в светильниках встрепенулся и разгорелся еще ярче.
Энтони ободряюще мне улыбнулся, отошел, оставив меня в совершенном смятении!
Едва воцарившись, тишина, столь необходимая для должной атмосферы таинственности и тожественности момента, была немедленно нарушена донесшимся снаружи жалобным воем.
— Это собаки, — сообщил Вик. — Беспокоятся за хозяина.
— Да впусти их, — махнул рукой Джеймс, — а то не перестанут.
Двери снова скрипнули, и в открывшуюся щелку, радостно виляя хвостами, юркнули Цезарь с Цербером. Как дисциплинированные псы, они тут же уселись у порога и всем своим видом заявили, что мешать никому не будут.
Поднявшись на ступени и встав возле трона, Джеймс, с Книгой под мышкой, громко похлопал в ладони, призывая всеобщее внимание.
— Дамы и господа! — начал он. — Сегодня полнолуние…
— Знаем! — Бесцеремонность Вика порой не имела границ.
Но Джеймс нынче был на удивление терпелив.