Забывая Августа

Никто не заставлял меня быть здесь. Когда меня выпустили из больницы, доктор Шнайдер просто написал имена и телефоны терапевтов и психологов, особенно подчеркнув этого. Шнайдер сказал, что он крайне компетентный, но меня никто не заставлял ему звонить, с тех пор как я вышел оттуда.

Так почему я здесь?

Ответа у меня не было.

И у доктора Абрамся тоже. Так его звали, этого сумасшедшего доктора, который не говорил, пока не заговорят с ним.

Сумасшедший доктор побуждал меня смотреть на серые стены, пока я не пойму, что со мной не так.

Со мной... не с ним.

Да он чёртов гений!

***

Прошли недели, как коробки с чердака были разбросаны по гостиной.

Я распаковал каждую из них, но этим нисколько не приоткрыл дорогу к своему прошлому. Это была дурацкая затея, и я был дураком. Ничего не было подписано или датировано, а в половине коробок вообще не было никакого порядка, как будто я скидывал туда разный хлам, не заботясь, что бы это значило.

Конечно, более давняя версия меня, скорее всего, думала, что мои навыки останутся неповреждёнными, и я смогу разобраться с этим.

Да... Смешно, как всё получилось.

Были вечера, когда я намеревался поджечь коробки и жарить зефир над костром, пока всё смятение уходит вместе с дымом. Но рациональная часть меня знала, что я буду сожалеть. Кроме того, рациональные люди не устраивают костров в своих гостиных, а я должен был доказать, что я в своём уме. Или хотя бы частично.

Удручённо проводя рукой по волосам, я взял фотографию, на которую смотрел последние несколько часов, и сел на диван. Я дотянулся до полупустой бутылки пива, которую потягивал уже больше часа, и ещё раз развернул фотографию, почему-то надеясь, что дата и временная отметка магическим образом появилась, с тех пор как я последний раз проверял. Но нет, единственной вещью было слово «кодак», напечатанное по диагонали, как на многих других.

Повернув её обратно, я провёл большим пальцем по поверхности и смотрел на молодую версию себя самого.

Как странно узнавать себя на фотографии, но не иметь воспоминаний о том месте.

Но вот я был там, вряд ли старше десяти лет. Стоял возле океана, держа в руке огромное карамельное яблоко. Держа фотографию очень близко, я не мог не заметить широкую улыбку у себя на лице. Я думал, на кого я смотрю. Может на маму и папу? Я видел их фотографии или, по крайней мере, полагал, что видел, учитывая, как мне приходилось догадываться обо всём. Любил ли я их? Где они сейчас? Они мертвы? Они меня бросили, как все остальные, когда я стал слишком изменчивым?

Держа фотографию близко и глядя на неё, я заметил то, чего не видел раньше. На руке, которая держала карамельное яблоко, была небольшая повязка – бинт, белый и широкий, обмотанный вокруг левого большого пальца. Может я забирался на дерево или пробовал себя в роли шеф-повара? Гадая, что могло случиться, я инстинктивно глянул вниз и увидел еле заметный шрам прямо под ногтем большого пальца, который я не замечал до этого момента.

От этого открытия меня затошнило. Осознание нахлынуло приливной волной, и я почувствовал, что могу захлебнуться в наводнении воспоминаний из моей прошлой жизни.

Это было слишком.

Одну ночь я поздно не спал и попал на последние минуты фильма, где весь город был захвачен похищающими трупы инопланетянами. Вот так я себя чувствовал. Я не был Августом Кинкейдом. Я был кем-то, поселившимся в его теле, от которого ожидалось продолжать жизнь, как будто ничего не случилось. Продолжать нормальную жизнь.

Для меня жизнь никогда не станет нормальной.

Я не мог рассчитывать на это, пока не верну свои воспоминания. Прошло уже несколько недель с тех пор, как я очнулся от комы, и ни одного воспоминания не появилось. Каждый проходящий день ещё сильнее доказывал, что я не верну назад то, что потерял.

Я одним глотком осушил пиво, кинул фото обратно в кучу и поднялся на ноги. Мне нужен был воздух, нужно было уйти подальше от дома. Я только и делал, что копался в этом хламе на протяжении нескольких недель, и вдруг воздух здесь стал казаться душным и затхлым.

Я направился к двери, что бы развеять тоску, но до этого удостоверился, что взял свой телефон. Мой адрес был вбит в приложение навигатора, то есть, по крайней мере, сейчас я не заблужусь в лабиринте окрестностей моего дома.

Я встряхнул головой, закрывая засов, и вспомнил неловкость между мной и Эверли, в тот день, когда она подвозила меня домой. Насколько сильно я ранил её, чтобы это порождало такую боль и напряжение между нами. Как могла любовь стать такой мучительной? По правде говоря, я не был уверен, что хочу знать. Что я узнаю о себе? Вещи, которые нельзя забыть.

Когда я сделал глубокий вдох, солёный воздух немного очистил мои мысли. Я пошёл вниз по улице. Была середина рабочего дня, так что единственными звуками, отражающимися эхом от скалы поблизости были крики случайных птиц или проезжающие машины.

После недолгих поисков в интернете я понял, что живу среди кинозвёзд и миллионеров. Морской карьер был типа Беверли-Хилз в Сан-Франциско, и как-то я умудрился отхватить там кусочек для себя.