В течение двадцати минут (большая перемена) я обшаривала шкаф, в общем-то ни на что не надеясь. Три разноцветные пухлые папки – не иголка в стогу сена, не имеют собственной воли к передвижению и окончательно потеряться даже в очень большом шкафу не могут – все это было ясно изначально.
Но куда же, черт побери, они подевались?!
После, во время двух оставшихся уроков я безуспешно пыталась вспомнить, когда видела папки в последний раз. Давно. Не помню. Год, два назад? Еще раньше? Позже? Все бесполезно…
Жалко пропавших материалов было так, что едва ли не слезы к глазам подступали. Как будто бы потеряла кусок себя. Да так, в сущности, и было. Никакие разумные утешения («да зачем они тебе теперь? Ну и что бы ты с ними стала делать? и т.д.») – не помогали. Вика Крылова (вот удивительно – от кого бы не ожидала!), уже уходя из класса после урока, вдруг остановилась у моего стола и сказала в нос (последние недели она говорит только так – либо хронически простужена, либо подражает какому-то неизвестному мне секс-символу):
– Анжелика Андреевна, может, у вас голова болит? Могу цитрамону дать…
– Спасибо, Вика, не надо, – удивленно поблагодарила я. – Голова у меня не болит, просто…
– Ну и ладно, – не дослушав, пробурчала Вика и покинула класс.
Я осталась наедине со своими переживаниями.
Поскольку здравых объяснений произошедшему не находилось, в голову лезла какая-то исключительная чепуха.
Особенно привязчивой оказалась мысль о том, что вот, Вадим почему-то интересовался моим увлечением, и тут же папки исчезли. Опять в голову полез Штирлиц и шифровки от Мюллера. На этот раз было не смешно, а злобно. Попробовала представить себе, как Штирлиц-Вадим тайком, никем не замеченный проникает в кабинет истории (через окно, что ли? Но ведь четвертый же этаж) и похищает папки с материалами по Всеславу (да зачем они ему сдались-то?!)… Убедилась, что представить себе подобное решительно невозможно, но ничего более разумного в голову тоже не лезло, и от безысходности ситуации я злилась все сильнее…
На всякий случай опросила уборщицу и Александра Евгеньевича – молодого преподавателя истории, который работал в нашей школе чуть меньше года. Оба клятвенно заверили меня, что злополучный шкаф даже не открывали. Я им, разумеется, поверила. Другим членам педколлектива картинки про Спартака и таблицы по развитию промышленного производства в Новом времени нужны еще меньше.
Дома не удержалась и позвонила единственному знакомому мне милиционеру – Ленке. Просто пожаловаться.
Ленка, как я и надеялась, внимательно меня выслушала. И утешать тем, что пропавшие папки все равно никакой объективной ценности не имели, не стала. За что я ей была ощутительно благодарна.
– Понимаешь, я принесла их в школу, – рассказывала я, возбужденно бегая вокруг телефона, как телок на привязи. – Показывала своим обормотам из клуба. Им Всеслав очень понравился, они разыгрывали сцены из его жизни. Потом, уже после прекращения деятельности клуба они лежали в кабинете, в моем шкафу, вместе со всей другой документацией и учебными материалами. Иногда я что-то добавляла туда. Собиралась отнести их домой, но все было как-то несподручно, да и в школе я провожу гораздо больше времени, чем дома. Кроме того, всегда есть ребята, которые по настоящему интересуются историей, им можно показать, рассказать… И вот сейчас полезла – их нет. Сначала не верила, грешила на себя, перерыла все, у всех спросила. Потом поняла – стащили. Но кто, а главное – зачем?! Я понимаю, дети залезли в учительскую, могли взять личное дело, вещественные доказательства каких-нибудь школьных «преступлений», журнал с двойками (это у нас обычное дело), магнитофон, в конце концов… Но ведь ничего же больше не пропало!
– Хочешь обратиться в милицию?
– Да не смеши меня! У них на убийства-то времени не хватает, а тут они кинутся разыскивать папки с хобби какой-то учителки! И главное, понимаешь, там же ничего секретного не было! Все только из открытой печати, да из летописей, которые в БАНе, в Публичке…
– Может быть, кто-нибудь из твоих учеников-»историков»? Чем самому трудиться, собирать, можно воспользоваться готовым?
– Нет, нет. Нет у меня таких, да и что он с этим будет делать? Ни показать кому, ни похвастаться, даже самому взглянуть – и то страшно. Родители же могут догадаться, что взял чье-то чужое… Конечный смысл любого хобби – в возможности показать, поделиться с другими.
– Но что-то ты все-таки подозреваешь… – прозорливо заметила Ленка.
Я, стесняясь, рассказала про Вадима, состоявшееся свидание, поход в концерт, и, под конец, про его странный интерес к моим увлечениям. Ожидала вполне, что Ленка высмеет меня, и даже того хотела. Но Ленка отнеслась к сообщению совершенно серьезно.
– Непонятно, зачем ему это могло понадобиться… – задумчиво протянула она. – Но… в принципе, весьма возможно. Что-то в нем такое есть – мне сразу показалось… У тебя его телефон имеется?
– Нет, – смутилась я. – Он обещал сам позвонить.
– Сколько прошло времени?
– Две недели…