— Стоит ли беспокоиться? — сказал ведьме Оливер. — Он убежит, как только будет возможность, и еще эти церберы…
— Ха! — возмущенно сказала ведьма. — Эти щенки знают, что со мной лучше не связываться. Я им покажу свою метлу, а что касается бегства, то я наложу на него заклятие, и он не убежит. Я его хорошо использую. Я покажу ему такую любовь, какой он и не видывал.
— Мне кажется, — сказал Корнуэлл Беккету, — теперь у вас три возможности: церберы, меч или…
— Что за ерунда! — завопила ведьма. — Нет у него выхода. Вы слышали я его забираю.
Стоя перед Беккетом, она начала руками делать жесты, и из ее рта полилась тарабарщина. При этом она приплясывала и пристукивала пятками.
— А теперь освободите его.
Корнуэлл на всякий случай попятился. Хол и Джиб освободили Беккета, и тот, повернувшись, встал на четвереньки и стал ласкаться к ведьме.
— Как пес, — изумленно сказал Корнуэлл.
— Посмотрите, какой он милый, — обрадовано сказала ведьма, — и он меня любит.
Она потрепала его по голове. Беккет в экстазе заизвивался.
— Идем, мой дорогой, — сказала ведьма.
Она повернулась и пошла к дому, а Беккет, по-прежнему на четвереньках, побежал за ней.
После этого все занялись чаепитием. Ведьма, которой помогли множество добровольцев, принесла чай и печенье. Все это поставили на столе рядом с норой людоеда.
Корнуэлл осмотрелся, но ни неуклюжего гиганта, ни церберов, не было видно. Совершенно неожиданно место приобрело счастливый и безмятежный вид. Мягкое осеннее солнце клонилось к горизонту, снизу доносилось бормотание ручья.
— Где лошади? — спросил Корнуэлл.
— Они ниже по ручью, — ответил Хол, — на маленьком лугу по колено в траве и наслаждаются ею. За ними присматривает Снивли.
Прискакал на трех лапах Енот, сжимая в четвертой печенье. Хол подобрал его, и Енот, удобно устроившись у него на коленях, начал жевать печенье.
— Я думаю, все кончилось, — сказал Корнуэлл. — Присоединимся к остальным.
— Интересно, как будут действовать церберы, когда поймут, что до Беккета им не добраться? — сказал Джиб.
Людоед сунул в рот печенье и искоса взглянул на Корнуэлла.
— А кто эта «тряпка», что тебя сопровождает? — спросил он у Мери.
— Он не «тряпка», — ответила девушка, — и если вы не прекратите говорить гадости, то на себе испытаете его силу.
Она сказала Корнуэллу:
— Он вовсе неплохой, просто так привык.
— Ну что ты стоишь? — проворчал людоед. — Садись рядом и бери чай. Я бы предложил и печенье, но его уже нет. Никогда не видел таких прожорливых гостей: набросились на печенье так, как будто умирают с голоду.
— После вчерашнего пира, — сказала Мери, — они не могут умирать с голоду.
— Они прожорливы, — заявил людоед. — Такова их природа. Несмотря на хорошие лица, они всего лишь утробы, прикрепленные к большим кишкам.
Корнуэлл сел рядом с людоедом, и одна из фей налила ему чай. Чашка была полна наполовину: чаю тоже осталось мало.
— Людоед хочет рассказать мне о родителях, — сказала Мери. — Он как будто хорошо их знал.
— Особенно твоего отца, — сказал людоед. — У нас с ним оказалось очень много общих интересов. Мы часто по вечерам сидели здесь, где сидим сейчас втроем, и разговаривали. Он был разумным и проницательным человеком, и разговаривать с ним было приятно. Он был ученым и джентльменом, уважал нашу землю и ее жителей и не боялся их, а это не часто встретишь у людей. Хотя леди я видел меньше, мне она тоже очень нравилась. А их девчонку я любил, как свою дочь. Я лежал в норе, когда она в нее бросала камни и грязь, и представлял себе, как она дрожит в диком ужасе, трясся от хохота.
— Трудно представить вас трясущимся от хохота, — сказал Корнуэлл.
— Мой дорогой сэр, это лишь потому, что вы меня не знаете. У меня есть качества, которые не сразу обнаруживаются.
— Я со вчерашнего дня думаю: может, мои родители пришли из того же мира, что и мистер Джоунз? — сказала Мери.
— Может быть, — ответил людоед. — В них было что-то общее с этим вашим Джоунзом. Но это выражалось не в словах и поступках, а в том, как они смотрели на мир, в какой-то их самоуверенности, которая временами перерастала в высокомерие. Они не явились с теми магическими машинами, которых так много у Джоунза, напротив, они пришли как скромные пилигримы, с мешками за спиной. Я как раз сидел на солнышке, когда вы втроем спустились по склону холма и перешли мост. Это было прекрасное зрелище, лучше которого мои старые глаза ничего не видели. У них было с собой очень мало вещей, только самое необходимое.
— И они вам нравились? — спросила Мери.