Зачарованные

Любопытство пересилило мой страх перед очередным выговором. Я ведь была уже не просто каким-то лисьим детенышем, я была лисицей, которая умеет истаивать. Я заслуживала ответов.

Сиффрин припустил бегом, когда мы проходили мимо молодых бесшерстных, а потом остановился и внимательно посмотрел на изгиб дороги смерти.

– Малинта случается дважды, когда меняются времена года, когда день и ночь равны по длине. Это очень важное время. Большинство детенышей рождается во время второй малинты, когда морозы ослабевают, а на деревьях набухают почки.

Я инстинктивно посмотрела вверх, но вдоль дороги смерти не было деревьев. Часть дороги уходила вбок, превращаясь в широкую уродливую тропу между грязными серыми зданиями. Даже их дыры для наблюдения были покрыты грязью. Одна, ближайшая к нам, у самого края дороги смерти, была разбита. Другая закрыта деревянными досками.

– Ты поэтому сказал, что я родилась рано?

Сиффрин бросил на меня взгляд – все равно что вспышка бронзы. Он снова побежал вдоль края дороги смерти, и я держалась рядом.

– Твой мех уже потемнел. Видимо, ты родилась в самые холода. – Он нахмурился, его усы шевельнулись, указывая вперед. – Думаю, именно поэтому ты отличаешься…

– Отличаюсь чем?

Наверное, мне не стоило задавать этот вопрос. Сиффрин сбился с шага. Когда дорога смерти разделилась, он как будто слегка растерялся. Позади здоровенный бесшерстный тащился вдоль края дороги, стуча палкой. Я прижала уши и тихонько заскулила:

– Оглянись! Тот бесшерстный скалится на тебя.

Сиффрин резко повернулся:

– Откуда ты знаешь?

Я немножко подумала:

– Наверное, я уже достаточно пробыла в Путанице. Их лица меняются, когда они злятся.

Как только я произнесла эти слова, бесшерстный залаял. Он поднял свою палку и угрожающе затряс ею, а Сиффрин выгнул спину, поджав хвост и прижав уши. Бесшерстный стукнул палкой по серым камням. Он был недостаточно близко к Сиффрину и не мог его поймать, но его движения встревожили рыжего лиса, и он тявкнул и налетел на меня, пятясь. Мы упали, но тут же вскочили на лапы.

Хвост Сиффрина бешено заметался из стороны в сторону.

– Бежим отсюда!

Мы помчались вдоль края дороги смерти, и разозленный бесшерстный что-то прокричал нам вслед. Я оглянулась через плечо. Он размахивал палкой в воздухе, а другие бесшерстные кудахтали вокруг него.

Мы повернули на другой приток дороги смерти. На берегу толпилось еще больше бесшерстных. Сиффрин раздраженно вздохнул:

– Нет, это невозможно…

Он осторожно сделал несколько шагов вперед, но мне пришлось остановиться, потому что я задохнулась от ядовитых испарений Путаницы. Сиффрин вернулся ко мне:

– В чем дело?

Пепел и угли.

Или это просто вонь дороги смерти?

Сиффрин принюхался, двигая кончиком носа вверх-вниз. Он повернул уши вперед и посмотрел на меня.

– Я не уверена… – Я говорила медленно, все еще впитывая вонючий воздух. – Но возможно, это стая Карки.

Сиффрин поднял нос, слегка приоткрыв пасть:

– Здесь? Но еще даже не стемнело!

Он стал внимательно изучать окрестности. Шерсть на его спине встала дыбом. Он выглядел как потерявшийся детеныш.

Так много бесшерстных… Может быть, чтобы избежать их, нужно посмотреть на их мир под другим углом? Мой взгляд поднялся по неровным стенам красного камня. Между двумя норами, громоздившимися рядом друг с другом, я заметила множество металлических ступенек. Запрокинув голову, я увидела, что они ведут на самый верх стены.

– А если мы заберемся на ту нору?

Сиффрин проследил за моим взглядом.

– Хорошая идея! – тявкнул он.

Мне стало тепло, я вильнула хвостом. Он позволял мне вести. Я вспрыгнула на холодные ступени, что висели на красном камне, и мои когти застучали по металлу. Мир шума и вони как будто уплывал куда-то по мере того, как я поднималась. Я не смотрела вниз, сосредоточившись на каждом шаге. Между верхней ступенькой и крышей был разрыв. Я глубоко вдохнула и прыгнула, приземлившись на красную черепицу.

Я оглянулась, чтобы посмотреть, как Сиффрин преодолевает последние ступени, и моя пасть сама собой раскрылась. Дорога смерти была далеко внизу, под нами. У меня что-то перевернулось в животе. Отсюда все выглядело незнакомым: манглеры казались намного меньше, не крупнее лисиц… даже голубь, сидевший на краю крыши, казался больше, чем они. Здания заполняли все пространство, наползая друг на друга, как грибы, что разрастаются в сырых местах. Я видела путаницу соседних крыш, где ворковало множество голубей, – здесь опасности Большой Путаницы им не грозили.

Я всмотрелась в даль, гадая, где же мы найдем крылатую бесшерстную. Она вряд ли могла быть далеко отсюда. Надежда шевельнула мою шерсть, когда я вспомнила слова папы:

«Сны – это начало».

Сиффрин подошел ко мне. Его глаза расширились, хвост хлестнул по воздуху, когда он с крыши посмотрел на дорогу смерти, съежившуюся вдали.