Зачарованные клады России

Землянский воевода Гаврила Островский отрядил для дознания подьячего приказной избы Сеньку Окулова с шестью казаками. Когда посланные приехали на место происшествия, обнаружилось, что копают землю дети боярские Чернавского уезда, села Тербуны и соседних с ним деревень. Люди были не особенно дальние от землянских мест и лично знавшие подьячего Окулова. С ним был и поп села Тербуны Киприан, доводившийся подьячему дядей.

Но тем не менее чернавцы встретили Окулова с товарищами очень недружелюбно. Они начали даже в них «примериваться из ружья», как будто желая стрелять в подьячего, но поп Киприан их отговорил. Однако близко подойти подьячему все равно не удалось. Тогда он решил послать к воеводе с вестью двух человек, а сам стал дожидаться поодаль.

Воевода Островский, получив вести, догадался, что чернавцы ищут «поклажу». Желая «порадеть великому государю» и опасаясь, как бы искатели клада, в случае удачи, его «украдом не разнесли», воевода решил поехать на место лично с более значительным конвоем из землянских «черкас и русских людей» и в сопровождении соборного попа Лаврентия. Однако, чернавцы и воеводу встретили угрозами и снова «примеривались из ружья». Посредником опять оказался поп Киприан, которого воевода стал расспрашивать – почему и для чего в Землянском уезде они копают землю «украдом». В ответ поп сказал – потому де копают, что земля в логу промеж гор насыпная и дерном выкладена недаром: «чает де он поклажи большой».

– Какой такой поклажи? – допытывался воевода.

– А в прошлых в давних годах был некто вор и разбойник Кудеяр с товарищи со многими людьми, – принялся рассказывать поп. – И он, воровски казну большую собрав, стоял городком в степи. И в том городке пушечная и всякая казна несметная. И тот лог с поклажею почали мы копать…

При этом поп Киприан попросил воеводу «не ссылать» чернавцев с места, дозволить им копать и искать, пусть и вместе с землянскими людьми, «а что Бог даст, с ними разделить по паям». Воевода предоставил им продолжать с тем, чтобы о найденном, «что Бог объявит», не деля, отписать к великому государю. Но чернавцы так «не похотели» и демонстративно ушли с места раскопок.

Тогда воевода приставил копать клад своих казаков. На следующий день чернавцы опять появились на месте раскопок и согласились копать вместе с землянцами, уговариваясь только, чтобы их «не изобидеть». Поп Киприан в этот день не явился, а прислал на имя подьячего Окулова записку, из которой следовало, что у попа имеются некие «письмо и роспись», по которым Киприан вычислил местонахождение клада: «От попа Киприяна племяннику моему Симеону Федоровичу благословение. Не учини того и не сделай позору Гавриле Петровичу (т. е. воеводе Островскому) и всему городу Землянскому и поговори Гавриле Петровичу, чтобы без выгоды и с Чернавским воеводою в остуде не быть и меня б в хлопоты не ввесть. И будет та казна объявитца, и ты ко мне сам приедь. А буде ты мне не послушаешь, и я поеду тотчас к Москве государю бить челом, мне поверят супротив письма и росписи, по чем я искал, по том челом бью, а теперь потерплю немного, что вы вынете. А буде Гаврила Петрович захочет добра, и он за мною пришлет, а та казна не безумна положена».

Два дня еще копали в трех местах землянцы и чернавцы – ничего не нашли. Кладоискатели охладели к своей работе и оставили ее: все они были «людишки скудные и бесхлебные, что было у них по кроме хлеба с собою, съели, и пошли для хлебной работы по жилым деревням кормиться». Мечты о несметной казне разлетелись…

Но слухи о поисках клада на Ведуге начали распространяться в разные стороны. Явились еще охотники попытать счастья и «утайкой» продолжали копать.

9 июня приехал в Землянск из деревни Пекшевой воронежец сын боярский Иван Астремский и объявил воеводе Островскому, что у него имеется подлинная грамотка с росписью и с «признаками тому воровскому Кудеяровскому городку и иным местам, где какая казна положена». «Та подлинная грамота и роспись, – показывал Астремский, – выслана была из Крыму в Путивль в прошлых годах от того вора Кудеяра к брату его Кудеярову и от товарища от его Кудеярова, от некоего князя Лыкова».

В доказательство своих слов Астремский предъявил воеводе саму кладовую запись – небольшую узенькую полоску бумаги, на которой крупным почерком написан был следующий текст:

«Двинулись на сутки, ров перекопали и вал завалили и надвое городище перекопали. А где была съезжая изба, тут кирпичные ступени, из дуба в березу ухват, дуб на горе, а береза под горою. Во лбу колодезя сруб срублен, землею осыпан. Колодезь потек на восход по мелкому по серому камушку, покаместа лески, потаместа колодезь, ниже леску поникнул, на нем же заплот, ношена земля из одной горы, а в ту яму положена медь…