Больше всех праздников на свете мы любили Первое Мая. Нам выдавали новые пальто и новые платья. Все пальто одинаковые и все платья одинаковые. Ты начинаешь их обживать. Нам выдавали мальчишечьи трусы — девочкам и мальчикам. Нам говорили, что это Родина о нас думает, о нас заботится. Нам говорили, что Родина — наша мама. Перед первомайской линейкой выносили во двор большое красное знамя… Стучал барабан… Мы строились… Нам раздавали маленькие красные флажки… Помню, как приезжал какой-то генерал, поздравлял нас. Всех мужчин мы делили на солдат и офицеров, а это был генерал. Мы лезли на высокий подоконник, царапались на него, чтобы увидеть, как он садился в машину и махал нам рукой.
— Ты не знаешь, что такое — папа? — спросила меня Валя Кнорина.
Я не знала…
А потом у меня тоже появились волдыри под мышкой. Они лопались, было так больно, что я плакала. Игорь Королев поцеловал меня в шкафу… Мы учились в пятом классе… Я начала выздоравливать… (Смеется.)
Был у нас Степка… Руки сложит, как будто он с кем-то вдвоем, и кружится по коридору, как в вальсе. Сам с собой танцует… Какую-то свою музыку слушает… Нам смешно… Он ни на кого не обращает внимания, словно он один живет… Нам непонятно… Чудно… Его даже к врачу водили…
Не могу больше… На сегодня хватит… В другой раз… Я живая осталась Меня спасли… Врачи спасли мое тело… Но я с собой покончила… Я не выражусь… Я не объяснюсь… В тот вечер, когда пустила в квартиру газ… Вы думаете, я не хочу жить? Я очень хочу жить… (Молчит.) Интересно, вот те люди, что работают на кладбище, как они относятся к смерти? Ведь они каждый день на кладбище, как они относятся к смерти? Ведь они каждый день — на кладбище… Они никому не призна
Мой сын говорит, что я жила на кладбище… Что я — ненормальная… Нормальный бы человек это не выдержал…
Они мне говорят… Мои дети… Что я — испорченный, что я — уродливый человек… Я выросла на кладбище… Что мне нужна зона… Эти рамки… Я в них родилась… (Замолкает.)
Что вспоминать? Что, собственно, у меня было? Игорь Королев поцеловал меня первый раз в шкафу, и я выжила…
…Я жила в детдоме до шестого класса. Когда я пошла в шестой класс, ко мне приехала моя мама. В лагере мама отсидела двенадцать лет. Мне двенадцать лет, и двенадцать лет мама была в лагере. Мы с ней так и подсчитывали: сколько мне лет, столько у нее прошло срока.
Я помню, как она приехала за мной. Ей разрешили забрать меня. Чтобы нам жить вместе. Под осень. Меня кто-то окликнул:
— Анечка! Анюточка!
Никто меня так не звал. Я увидела женщину с черными волосами и закричала:
— Мама!!!
Она обняла меня с таким же ужасным криком:
— Папочка!
Маленькая я была очень похожа на отца.
Но оказалось, что мы с мамой не понимаем друг друга. Я искренне верила, что у нас счастливое детство. Хотела скорее вступить в комсомол, чтобы бороться с какими-то невидимыми врагами. Чтобы они не разрушили нашу самую лучшую жизнь… А мама плакала и болела. Мы поехали за документами в Караганду, оттуда нас направили в ссылку… В Сибирь… Город Белово… Где-то за Омском…
По пути отмечались в НКВД, нам все время предписывали: ехать дальше. До сих пор я не могу видеть вечерних огней в домах. Нас выгоняли с вокзалов, мы шли на улицу. Горели огни в домах, там были люди, они жили в тепле, они грели чай. Нам надо было постучать в дверь и попроситься. Это было самое страшное… Никто не хотел пускать ночевать…
В Белово мы стали жить на квартире — в землянке. Потом опять жили в землянке, и она уже была наша. Я заболела туберкулезом, не могла стоять на ногах… Сентябрь, надо идти в школу, а я не могу ходить, Умирать было не страшно… В больнице все время кто-нибудь умирал… Умер Ванечка… Умер Славик… Мертвых я не боялась… Но я не хотела умирать… Я очень красиво рисовала, вышивала. Так красиво, что все удивлялись. И я не понимала, почему я тогда должна умереть?
Каким-то чудом я выжила. Однажды открыла глаза: на тумбочке стоял букет черемухи. Поняла, что буду жить… Я выживала много раз…
Вернулась домой, в землянку. У мамы очередной инсульт. Увидела старую женщину, еле передвигающуюся по землянке. Ее увезли в больницу… В доме я не нашла никакой еды… А выходить на улицу стеснялась, чтобы меня такой не увидели, не расспрашивали, не давали кусочек хлеба… Пока соседка не обнаружила…
Меня посадили на поезд… Билет купил Красный Крест… Я возвращалась в Смоленск… В свой родной горд… В детдом…
И снова выжила… (Задумывается. Молчит)
Мне исполнилось шестнадцать лет. У меня появились друзья. Но была у меня такая странность: если я кому-нибудь начинала нравиться, становилось страшно. Страшно, что кто-то обратил внимание, выделил меня. Хорошо чувствовала себя только незамеченной, неузнанной. В толпе… В группе… За мной невозможно было ухаживать… На свидание я брала с собой подругу, если меня приглашали в кино, я тоже являлась не одна… Вдвоем… втроем… Когда я пришла на свидание к своему будущему мужу с подругой, он отвел меня в сторону и показал на голову: