Зачарованные смертью

Как хоронили раньше у нас в деревне? Гроб умершего выносили во двор он прощался со своим двором, затем ставили в саду - и стучали в каждое дерево, чтобы пробудилось... Скотину поднимали в хлеву, чтобы не лежала... "Одну яблоню обошли, забыли, не постучали, так она засохла", - рассказывала бабушка о смерти моего деда.

Наше русское... Жизнь на разрыв азорты... На краю... Как там у Высоцкого: "Хоть минуту еще постою на краю..." На краю!!

Зачем вечно стоять на краю? А потому, что остальное все скучно. Пострадать дай! Упоение страданием... Ничего другого не хочется. Скучно деньги зарабатывать, дороги мостить, носки штопать... Русскому человеку все время праздника хочется!! Отвертку в бок соседу пырнуть или революцию сделать. На баррикады, на войну... В революцию... И тут же после баррикад, после революций подавай счастливую жизнь...

Кто мы? Да послушайте наши песни. Что в них? Призыв к смерти... К самоуничтожению...

И не социализм в том виноват, не коммунисты, а люди мы такие. Эта степь... Ширина... Географическая бесконечность... Прав Достоевский, что широк русский человек, надо бы сузить...

Рылся сегодня в своих фотоархивах. Мелькнула мысль, что в человеке три человека: ребенок, юноша, старик...

- Никогда так не хочется умереть, чем тогда, когда любишь, - вдруг заплакана Н., когда нам было хорошо.

Она плакала, а я в этот миг подумал. что она сама не поняла, что она сказала...

Умом понимаешь, а тело сопротивляется...

А вдруг это всего лишь химическая реакция в моем организме? И только? И надо пойти к врачу...

Или взять ружье и фотоаппарат...

Почему-то я совсем не вспоминаю небо. Как будто я никогда не летал...

Слушаю кассету... Любимую... Я думал, что я это ненавижу, а, оказывается, люблю:

- Хоть минуту еще постою на краю..."

История о том,

как один человек за всех вас молился

Ольга В... - топограф, 2... года

"Я стояла на коленях и просила: "Господи! Я могу сейчас! Я хочу сейчас умереть!" Несмотря на то. что утро, день начинается... Несмотря на то, что я умею петь, рисовать... Я захотела умереть. Это - избавление. Это свобода...

Я из Абхазии... Я там живу... Я - русская... Я приехала с войны... Вы меня понимаете? Я с войны...

Мне так хотелось быть светлой, доброй... Откуда-то приходить...

А теперь я всегда думаю о смерти...

И я забыла, что за мыслями нужно следить... Они ведь материализуются, обретают формы, невидимые глазу... (Затихает. А дальше - шепотом.)

У меня все ногти были до крови сняты... Я царапалась, впивалась в стенку, в глину, в мел... В последнюю минуту я снова захотела жить...

И шнур оборвался... Не выдержал...

Как забытье... Как большой сон. в целую жизнь сон... Но в конце концов я живая, я могу себя потрогать...

Но теперь я всегда думаю о смерти... (Долго молчит.)

...Когда мне было шестнадцать лет, умер мой папа. С тех пор я ненавижу похороны. Эту музыку. Я не понимаю, почему люди играют этот спектакль? Я сидела у гроба, я уже тогда понимала, что это не мой папа, моего папы здесь нет. было чье-то холодное тело... Оболочка... След...

Как забытье... Как большой сон, в целую жизнь сон...

Как будто меня кто-то позвал... Я стала думать о близких, которые ушли туда... Даже о тех, кого никогда не видела, кто ушел раньше, чем я появилась на свет. Я вдруг увидела свою бабушку... Как я могла увидеть свою бабушку, если у нас даже фотографии ее не осталось? Но я ее узнала во сне, кто-то мне сказал, что это моя бабушка... У них там все по-другому... Это все тот же сон... Они не прикрыты ничем (мы прикрыты телом), а они не защищены...

Я не могу из этого плена вырваться, меня теперь только это интересует...

А я другая была, еще недавно я совсем другая была. Как я танцевала утром у зеркала: я - красивая, я - молодая! Я буду радоваться! Я буду любить!

...Он лежал... Русский парень... Чуть-чуть песком присыпан... Он лежал в кроссовках и военной форме... Назавтра кто-то кроссовки снял...

Вот он убит... А дальше, дальше ч - там, в земле? И на небе?

Мое тело... Моя оболочка... Иногда меня не устраивает мое тело. я слишком ограничена во всем этом. Есть несоответствие между теми, что я сейчас внутри, и моим прежним телом. У меня все то же тело, а я уже другая. Вот я говорю, сама слышу свои слова и думаю, что я этого сказать не могла, потому что не знаю, потому что глупая, потому что люблю булки с маслом... Потому что еще не любила... Не рожала... А я это говор... Я не знаю: почему? Откуда?

Там на войне... Там в церквах нет людей... Люди не идут к Богу...

Я зашла. Никого не было. Я стала на колени и молилась за вех. Тогда я не понимала: что я говорю? С кем?

Я сейчас приму таблетки. Мне нельзя волноваться... Меня водили к психиатру... (Пауза.) Иногда мне кажется, что я могу закричать. Иду-иду по улице и вдруг хочу кричать. Люди бегут на работу, за покупками, кто-то целуется, кто-то собачку прогуливает, а я... я хочу кричать... Раньше я вообще молчала. Я была нема. Это счастье, что я могу уже плакать и вопить...