Зачарованные тайной

Но странники продолжали восхождение, хотя многие из них так обессилели, что уже едва волочили ноги. Владельцы лавок в деревушках, расположенных на дороге к святым местам, нещадно пользовались бедственным положением путников, нуждавшихся в пропитании. Те, кто сберег немного денег, оставляли их в руках этих безжалостных торгашей. Однако алчность лавочников можно было понять. Трудно месяцами жить в этих пустынных местах с суровым климатом, если вами не движет религиозное чувство. Кроме того, затраты на перевозку товаров, бесспорно, велики. Да, страсть торговцев к наживе простительна, хотя было неприятно, что этот торг велся на пути верующих к Богу, страстная любовь к которому переполняла их души. Но это были еще цветочки. В то время как нищие клянчили, чаще всего впустую, еду у лавочников или странников со съестными припасами, небольшие ватаги голых, перепачканных пеплом людей, некоторые из которых были вооружены вилами, не только бросались на лотки и уносили часть лежавших на них товаров, но и врывались в дома и избивали хозяев, если те, по их мнению, не слишком спешили отдавать им продукты и деньги.

Так, когда я добрался до одной деревни, где бесчинствовали грабители, выяснилось, что они почти полностью опустошили ее. Завидев меня, человек десять бродяг бросились в мою сторону, громко требуя подаяния. Я вовремя заметил оборванцев и, хорошо представляя, чего от них следует ждать, достал из кобуры револьвер и направил на них. В бытность мою чиновником я имел право носить оружие (это право у меня до сих пор не отняли). Вид оружия устрашил нападавших; они разбежались, осыпая меня ругательствами и проклятиями; с наступлением темноты они поспешили прочь, словно стадо обезьян после набега на поле или фруктовый сад.

Эти злодеи — наги[82], принадлежащие к очень древней секте, члены которой выдают себя за аскетов и живут без одежды. Они испокон веков наводняли места паломничеств под различными именами: капалики, бхайраги и так далее. Прославленный Шанкара едва не стал их жертвой.

Все это очень печально, но всевозможные опасности, подстерегающие на пути, отнюдь не пугают многочисленных странников, поднимающихся каждый год к Бадринату.

Банерджи умолк и задумался. О чем он размышлял? Мне хотелось услышать продолжение долгого рассказа, но я не осмеливалась прервать его раздумья. Однако, поскольку молчание затянулось, я осторожно спросила:

— Вы продолжили свой путь? Вы дошли до Бадрината?

— Это было самое страшное, — сердито откликнулся Банерджи. — Монастырь Джоши, основанный более тысячи лет тому назад Шанкарой, почти полностью разрушился; в нем не осталось ни одного санъясина. Храм… ах да, храм… Как только я там оказался, посланец управляющего пришел узнать, какую сумму я собираюсь пожертвовать. Деньги, которые я отдал, очевидно, его удовлетворили, ибо он стал вести себя любезно и сообщил, что из особой милости мне будет дозволено лицезреть вблизи статую Бога. Но тут настал момент, когда божеству преподносят угощение. Только дежурные священники могут оставаться в это время в святилищах. Один из них принес мне прасад[83] (часть продуктов, выставленных перед изображением Бога). Эти кушанья из риса с всевозможными приправами были отменного качества.

Подавальщик поставил блюдо на стол рядом со мной и застыл в ожидании.

Эта поза не оставляла никаких сомнений относительно его побуждений: он рассчитывал на вознаграждение. Я дал слуге деньги и, проявив щедрость, заслужил право его расспросить. Таким образом, я узнал, что в главном храме имеется многочисленный штат, к которому относятся и служители храма, посвященного Лакшми[84], расположенного в том же обнесенном стеной месте. Все эти люди питаются продуктами, которые подносятся обоим божествам во время трапез. При этом количество и качество раздаваемой пищи бывает неодинаковым для всех, и по этому поводу в стенах храма не стихают шумные споры.

— А как же паломники? — спросила я. — Разве приходящих туда бедных голодных паломников не кормят?..

Мужчина слегка пожал плечами.

— Да, конечно, — ответил он, — если остается достаточно прасада после раздачи пищи служителям храмов и тем из странников, кто заранее обеспечил себе еду путем приношения.

Я был в курсе дела.

В час, когда открывают двери храмов, произошла обычная давка[85]. Паломники теснились, стараясь в числе первых попасть в храм и пробраться к решеткам, отделявшим их от обители божества. Они грубо отталкивали друг друга; некоторые падали, поднимаясь по лестнице к входу, и идущие сзади их топтали… Один из священников провел меня через заднюю дверь, чтобы избежать толчеи. Таким образом я оказался за оградой, преграждавшей доступ в обитель Бога. Паломники толпились и давились у решетки, стараясь увидеть изображение Бадри. Ради того, чтобы узреть его, они проделали этот долгий и трудный путь, вынесли столько лишений и потратили все свои скудные сбережения.