Зачарованные тайной

Этимология термина «суфий» всегда вызывала споры. Наиболее вероятно, что он происходит от слова «суф», означающего «шерсть». Первые суфии были дервишами, то есть набожными людьми, живущими за счет подаяний; они носили одеяния из некрашеной грубой шерсти, отсюда и название — «одетые в шерсть». Впоследствии в ход пошли более лестные эпитеты, и суфии стали «безупречными», «избранными».

Первые суфии, нищие аскеты, по-видимому, не были подлинными мистиками. Страх перед Божьим судом и адскими муками заставлял их вступать на путь раскаяния и отказа от мирских радостей, ибо их Бог, заимствованный Кораном у иудеев, был столь же суровым, властным и безжалостным. Постепенно среди суфиев распространились взгляды индийского происхождения. Некоторые сделались мистиками в духе индуистов-вайшнавов[103] и римских католиков-христиан; в их среде возобладала пылкая любовь к чисто антропоморфному Богу, тем не менее не уничтожив окончательно страха перед адом. Другие стали тяготеть к гностицизму, и в наши дни все просвещенные суфии в той или иной степени являются гностиками. Разумеется, последние не собираются отправляться на поиски реальных или потусторонних «благословенных островов». Подобно индийским пантеистам, они верят в свое единство с божеством. Один из суфиев, Хусайн Мансур по прозвищу ал-Халладж[104], слишком откровенно заявлявший об этом, был казнен в Багдаде в 922 году н. э.

Что касается мистиков, они совершают только воображаемые «путешествия». Знаменитая поэма «Мантик-ат-тайр» («Беседа птиц») Фарида ад-Дина Аттара[105] повествует о странствиях стаи птиц под предводительством удода в поисках Симурга (воплощения божества). Этот рассказ можно было бы сравнить с книгой Баньяна «Странник»[106], если бы пронизывающий его дух не был совершенно другим. В произведении поэта-суфия нет речи о грехе или искушении; птицы-пилигримы движимы одним лишь желанием встретиться с Богом, к которому они питают страстную любовь. В пути странники пролетают через семь долин, символизирующих семь этапов движения души к Богу: долины стремления, любви, познания, отсутствия привязанности, полного слияния, окончательного отказа от своего «я» и растворения в Боге.

Когда птичья стая отправлялась в полет, она насчитывала несколько тысяч птиц. По разным причинам — из-за усталости или утраты веры, потери оказались весьма значительными. Только тридцать птиц предстают перед ликом Творца. Автор описывает их плачевное состояние: обгоревшие перья, истерзанная плоть, жалкий вид. Но в то же время они достигли цели и внезапно стали просветленными. И вот, поглядев друг на друга, странники увидели, что каждый из них — «Симург», которого они искали, что каждый из них — Бог. Куда бы они ни смотрели, перед ними всюду представал лик Симурга.

Изумленные птицы попросили объяснить им смысл этого чуда, и некий голос ответил: «Божественное пресуществление — это зеркало: тот, кто в него входит, видит себя самого».

Слово «Симург», используемое в этой сказке для наименования божества, на самом деле означает «тридцать птиц».

Другие мусульманские авторы создавали мистические истории под видом путевых заметок. Прославленный ученый и философ Авиценна (980-1037) писал: «Бодрый сын того, кто не дремлет» (Хай ибн Йокдхам), под видом которого некий старец, олицетворяющий разум, сопровождает путника (душу) в ее скитаниях.

Эти мистики могут чистосердечно произнести символ мусульманской веры: «Нет Бога, кроме Аллаха». Аллах для них — это Единственный не потому, что, как обычно понимают, он — единственное божество среди множества простых смертных, а потому что Он один существует, тогда как другие — ничто[107].

Я не склонна полагать, что Инаят Хан проповедовал своим ученикам эту квинтэссенцию суфийского учения. Некоторым из них он раздавал тетради, запрещая кому-либо их показывать. Благодаря тщеславному желанию некоторых учеников доказать, что их сочли достойными приобщиться к эзотерической мудрости, мне довелось ознакомиться с этими записями. Изложенные в них теории представляли собой азы индийской философии.

Полагал ли Инаят Хан с присущим ему, как и всем восточным людям, врожденным презрением к умственным способностям жителей Запада, что незачем вести своих учеников дальше дорогой знаний? Как знать?

Можно также задаваться вопросом, действительно ли Инаят Хан был философом-мистиком или хотя бы просто образованным мудрецом?